– Шесть тысяч? – ахнула я. – Платье за шесть тысяч долларов?

– Мне сообщили, что это нормальная цена для платья такого качества. Я решил, что дело того стоит.

– Легко сказать, когда у тебя денег куры не клюют! Вот у меня, знаешь ли, нет лишних шести тысяч.

Марко прислонился к дверному косяку, скрестил руки на груди, и, клянусь призраком Оби-Вана, от этого у меня едва не остановилось сердце.

– Мне казалось, мы уже договорились: я плачу за все.

– Не знаю… Выходит какой-то дисбаланс власти в отношениях.

– Какой? У меня нет над тобой никакой власти.

В этом он сильно ошибался, но я не стала его поправлять.

– Ну, у тебя есть деньги, а у меня нет.

– И поэтому ты не должна принимать то, что я предлагаю? Впереди у нас немало мероприятий, и для них нужен соответствующий гардероб. Покупать себе платья ты не можешь. А я могу. Значит, позволь это сделать мне.

– Иногда ты невыносимо логичен!

– Я над этим работаю, – подмигнув, ответил он.

– Знаешь, сколько гомогенизаторов я могла бы купить на шесть тысяч долларов? Четыре!

– И что будешь делать с четырьмя гомогенизаторами?

– Понятия не имею.

– Могу тебе их подарить. Все четыре, – предложил он.

– Не в том дело. Просто слишком дорого, – возразила я.

– Не беспокойся. Я могу себе это позволить.

Я решила, что достаточно твердо выразила протест, так что даже бабушка осталась бы довольна; и еще – что пора возвращаться в гостиную, пока за мной не выслали поисковую экспедицию. Я шагнула к Марко, и он вдруг выпрямился, напрягся, на руках вздулись мускулы.

Я не поняла, что вызвало такую реакцию.

– Спасибо, – сказала я. – Может, это и слишком, но спасибо тебе!

Марко ответил не сразу – секунду спустя, и я заметила, что кадык его дважды дернулся, прежде чем он заговорил:

– Всегда пожалуйста. А теперь мне, ээ, пора вернуться к работе.

– А мне – к преображению!

Я развернулась, слегка задев его юбкой, и вышла из ванной. Что за непонятный человек! Не возьму в толк, что у него на уме. Впрочем, бабуля не раз мне говорила: женщина вечно пытается угадать, о чем думает мужчина, а мужчина чаще всего вообще не думает.

Может быть, он снова сосредоточился на работе.

Или надеется, что его план, на который потрачено столько денег, возымеет успех.

Я вернулась к женщинам. Глория уже обо всем подумала: подобрала к каждому костюму подходящее нижнее белье, сумку в цвет, туфли на мои большие ноги – и теперь Джен наклеивала на каждый предмет ярлычки с инструкциями. Я переоделась в то, в чем пришла, и Глория вручила мне красное платье в пакете.

Когда все было рассортировано и упаковано, женщины собрали свои вещи, и я проводила их до двери. Все, даже Глория, обнялись со мной на прощание. Джен дала мне свой телефон и предложила звонить по любым вопросам – и с тем они ушли.

Я прикидывала, как запихнуть весь этот багаж в «Бетти», чтобы не пришлось делать несколько поездок, когда дверь спальни распахнулась и вышел Марко.

И двинулся ко мне.

Я ничего не могла с собой поделать: застыла на месте и смотрела, будто зачарованная, как он подходит все ближе и ближе. Словно хищник на мягких лапах подкрадывается к добыче. Только, будь я добычей, я бы сейчас упала и притворилась мертвой – и пусть хватает на здоровье!

– Мы одни? – спросил он.

– А… ага. – К большому моему неудовольствию, из горла вырвался какой-то писк.

– Вот и хорошо. Я хотел с тобой кое о чем поговорить.

– О чем же?

– О соблазнении.

Глава 17

Вся кровь отлила от моего мозга и собралась в местах, которые не стоит называть вслух. Если он решил меня соблазнить, то уже своего добился.

– Что?!

– Ты запаслась доспехами, чтобы идти в бой. Теперь нужно разработать стратегию.

Он взял пульт и нажал на кнопку. Зазвучала тихая, расслабляющая музыка. Марко протянул мне руку. Святая борода Гимли, может, он и вправду пытается меня соблазнить?

И у меня по-прежнему нет возражений.

Хоть я и понимаю, что речь не о нас.

– Погоди. Ты о том, чтобы я соблазнила Крейга? – уточнила я. Нужно было убедиться, что я все поняла правильно.

Марко уронил руку:

– Верно.

Откуда такое разочарование? У меня перехватило горло; несколько секунд я не могла произнести ни слова.

По счастью, он поспешил заполнить неловкое молчание:

– Все это я устроил по единственной причине: на следующих выходных у нас семейное сборище. Празднуем помолвку в кругу семьи.

В его словах ощущалась боль, но какая-то тусклая, отдаленная. Совсем не та острая боль, что пронзала меня раньше, стоило вспомнить, что Крейг женится на другой.

– Но ведь они только что обручились.

– Моя мачеха обожает вечеринки по любому поводу. Главным образом потому, что там может пить сколько угодно, и никто ей дурного слова не скажет. Она говорит так: когда пьешь с другими – ты душа компании, когда в одиночестве – ты алкоголик. И не задумывается, что сама делает и то, и другое. Так или иначе, перед официальным празднованием помолвки пройдет еще несколько мероприятий: они будут стоить целое состояние и освещаться в колонках светских сплетен, на бумаге и в интернете, по всей стране. И на первом мероприятии обязательно будут танцы.

– То есть… ты приглашаешь меня потанцевать, – пробормотала я, стараясь не обращать внимания на фейерверк в груди. Наконец-то! Я стала девушкой, которую приглашают на танец!

– В определенном смысле да. Нам стоит потренироваться.

От мысли, что Марко снова сожмет меня в объятиях, все во мне затрепетало.

– Я умею танцевать!

– Не сомневаюсь. Но мы не должны выглядеть так, словно у нас это впервые.

Он снова протянул руку – и я взяла, хоть этого и не желала. Марко притянул меня к себе и, обняв правой рукой за талию, заключил в объятия. Я обвила руки вокруг его шеи (по-прежнему на удивление сексуальной); он опустил мою правую руку ниже и обхватил левой.

– Понимаю, в последний раз ты танцевала где-нибудь на выпускном в летнем космическом лагере, – поддразнил он. – Но ты уже не в седьмом классе. И теперь танцуешь как взрослая.

– То, что мне всегда нравилась наука, еще не значит, что я проводила лето в космических… – Но что толку отпираться? – Ладно, поехали!

Разумеется, в космический лагерь я ездила, и не раз. Однако мне хотелось на него рассердиться. Хоть Марко и упомянул «доспехи», сейчас я чувствовала себя уязвимой,