— А ты что хочешь, дядь? Был бы у нас такой лес — так и мы бы… А то ведь что у нас растёт? Тьфу, хворостины какие-то, а тут — лес, тайга!

— Да, это точно, — вздохнув, согласился Фрол Иванович. — А лиственница местная, говорят, вообще не гниёт, а такая тяжёлая, что в воде тонет.

Прошагав коридором, открыли дверь. За столом что-то писал, склонив голову набок, неслышно шевеля губами, густо заросший полуседой щетиной человек. Заслышав шаги, поднял голову, спросил хрипло:

— Вы кто? Что вам угодно?

Исидор Игнатьевич, достав удостоверение, подошёл к столу. Близоруко прищурившись, человек, затаив дыхание, замер, а прочитав, встал, затараторив угодливо:

— Всё, что могу, ваше превосходительство! Я понимаю. Сделаем всё, как вам будет угодно!

— Присядем-ка, любезный! — заулыбался польщённый Корф. — Наше дело не терпит суеты, а суть его — государственная.

— Я понимаю, да! — вытянул шею, побледнев, собеседник, уставившись, не мигая, округлившимися глазами в лицо Корфа.

— Я хотел бы спросить вас, любезный, э…

— Николай Сидорович, — быстро нашёлся человек. — Николай Сидорович Авдошин, староста села Ерино.

— Так вот, — ободряюще улыбнулся Корф, — несколько дней назад ваше село посетила группа людей, которые подозреваются в противоправных действиях. Так? Нет? — сдвинув брови, повысил голос Исидор Игнатьевич.

— Ах, это! — обмякнув, шлёпнулся на табурет уставший тянуться Николай Сидорович. — Так и что? Они ж не нашенские! Переночевали у Палыча — и дальше.

— Вот оно как! — протянул, взглянув на есаула, разочарованный разом Исидор Игнатьевич. — И дальше?

В наступившей тишине Корф, потерявший над собой контроль, набирал полные щёки воздуха, потом складывал губы дудочкой и выпускал его в комнатное пространство. И так раз за разом, не один раз. Должно быть, его выбила из колеи перспектива некомфортной поездки бог знает куда и на сколько дней. Зорич, привыкший к тяготам походной жизни, пряча улыбку, смотрел в сторону. Обязательный Исидор Игнатьевич быстро взял себя в руки. Строго взглянув на Николая Сидоровича, озвучил своё решение:

— Значит, так! Ночуем здесь. Казаков — к Палычу. Нас с Евгением Ивановичем — где поспокойнее. Все проблемы — на завтра. Утро вечера мудренее. А теперь нам надо отдохнуть.

Приглашённый Корфом разделить место в повозке, донельзя довольный счастливой развязкой чуть задевшей его истории, Николай Сидорович, а за ним следом есаул и казаки, затоптавшие окурки, двинулись на ночлег к Палычу. Его постоялый двор оказался на выезде из села, широко построенный, неуклюжий, в два этажа, окружённый вековыми липами. Выскочивший из повозки Николай Сидорович сказал: «Я щас!» — скрылся в распахнутой половине широченных, под шатровым навесом ворот и пропал. Появился, когда раздосадованный ожиданием Исидор Игнатьевич двинулся на его поиски. Шёл он в сопровождении Палыча и двух неулыбчивых в косоворотках. Палычем оказался плотный, небольшого роста, с венчиком кудряшек на большой, не по фигуре голове и приклеенной улыбкой на мясистом лице угодливого человека.

— Добрый вечер, господа! — начал он издалека. — Не беспокойтесь, всё сделаем в лучшем виде.

Протянув руку, другой рукой махнул мужикам — давай, ребята. И представился:

— Хренов Иван Павлович.

И зачастил скороговоркой:

— Для вас уютная комната на втором этаже. Пока вы приведёте себя в порядок, будет готов ужин. Для казаков — комнаты внизу. Не беспокойтесь, о них позаботятся. Лошадей накормят, напоят. Дело для нас привычное, не беспокойтесь.

Поднялись по ступенькам в дом. Комната оказалась небольшой, с окном на улицу. Вся заставленная цветочными горшками с геранью на подоконнике и кадкой с розой под потолок в углу. Палыч с тревогой следил за реакцией гостей. Наконец не выдержал:

— Вам нравится?

— Да, да, не беспокойтесь! — уверил Корф. — А где… э-э-э…

— В конце коридора и вниз. Там умывальник. Остальное — во дворе.

— Ясненько, — подытожил Исидор Игнатьевич. — Значит, так! — глянул строго. — Завтра, — сделал паузу, — будет разговор по интересующему нас делу.

— Да, да, я понимаю, — вытирая лицо, шею синим в полоску платком, промямлил враз вспотевший Палыч.

Ужин по времени оказался поздним, но вкусным. Гусь с подрумяненной русской печкой корочкой с яблоками, хрустящие грибки и огурчики с охлаждённой водочкой в хрустале в избыточном количестве сделали своё дело. Утомлённый долгой дорогой Исидор Игнатьевич, выбравшись из-за стола в поисках выхода, с упорством маньяка, попутавшего берега, отталкивал непослушной рукой помощь Палыча. Упорно двигался в полюбившийся ему угол за кадкой с цветочками, пока ситуацию не взял в свои руки есаул. Перекинув руку смирившегося друга через плечо, Евгений Иванович увлёк слабо перебиравшего ногами Корфа в глубины коридора, следом за семенившим впереди Палычем, который, есаул не мог понять почему, то пропадал из поля зрения, то появлялся вновь.

Как бы то ни было, но поутру, открыв глаза, он обнаружил себя лежащим поперёк широченной кровати с собственным сапогом сбоку, рядом. Отшвырнув его куда-то в сторону и вниз, Евгений Иванович отдался дрёме. Пришёл в себя, разбуженный солнцем, залившим светом всё вокруг. Поморгав глазами, осознав, что и как, опустив ноги на пол, сел на кровати. Подобных этой оказии в его жизни было несколько, но всё обходилось без последствий. Выручал подаренный предками, воистину железный организм. Так и сейчас. Он сидел и позёвывал. А вот коллега его был совсем плох. Исидор Игнатьевич, должно быть плохо устроенный на ночь, сидел в кресле и глазами побитой собаки, потерявшей надежду, смотрел сквозь Евгения Ивановича, куда-то в никуда.

— Щас, Исидор Игнатьевич, что-нибудь придумаем.

Есаул нашёл свой заброшенный сапог, натянул его, не присаживаясь, и вышел в коридор. Навстречу ему с подносом в руках спешил Палыч. Капустный рассол, пусть не сразу, привёл физический тонус Корфа в состояние неустойчивого равновесия настолько, что через пару часов Исидор Игнатьевич, сообразуя государственный интерес со стыдливым желанием подкрепить подмоченный авторитет, учинил невиданный со времён Скуратова жесточайший сыск по поводу таинственных посетителей постоялого двора. Запуганный Палыч бил себя в грудь, каялся, уверял, что откуда же ему знать, кто они. Он думал, что они как все, он и покупал у них, как у всех.

— Покупал что? — приподнялся в кресле Корф.

А Евгений Иванович, отогнав мысли не ко времени, насторожился, прислушиваясь.

— Как что? — удивился несуразному вопросу споткнувшийся Палыч. — Как