Вот и Дуня, точнее, мамины мастерицы «открыли» миру тегиляй. Они всего-то удлинили предложенный ею вариант пуховика, сделали короткий рукав, прикрыли шею и изменили предназначение одёжки, укрепив хлопковый подклад пенькой.

И вот на этой модели можно было заработать!

— Фёдор, какую цену назначишь? — начал торговаться Семён.

И тут Дуня раскинула руки, перекрывая доступ к товару:

— Не продаётся! Это мы повезём во Псков! — она даже попыталась оттолкнуть боярича. — Тебе эта… этот… тегиляй невместно носить.

— Чего? Почему «тегиляй»? — удивился Волк.

— Так у татар вроде «тегель» означает «стёжка», — огладив бороду, заявил Фёдор.

И неизвестно, чем закончился бы спор, если бы Дуню не отвлекла Василиса, сообщившая, что её ждёт Милослава.

— Поспеши, наша матушка-боярыня собирается за покупками, — многозначительно сообщила она и тише шепнула: — Я передала ей деньги, и она очень довольна.

Дуня понятливо закивала и заторопилась. Но надо было предупредить:

— Ты проследи, чтобы Фёдор тут по дешевке всё не отдал. Мы в Пскове всё намного выгоднее продадим, а боярич Семён просто развлекается.

— Прослежу, беги уже!

И всё закрутилось, никто даже не подумал отдыхать. Все разом загалдели, засобирались на рынок и вновь поднялась суета.

Толпой повалили к лавкам боярина и каждый норовил принять участие в выставлении игрушек. Торговый день клонился к концу, но никого это не смущало. Селяне своим присутствием создали ажиотаж и неудивительно было, что торговля ожила, да как развернулась, как пошла… Шум, гам, смех, удивленные восклицания, шутки-прибаутки, детский плач и звонкие выкрики «хочу-хочу-хочу».

Распродали всё, даже валенок не осталось, а их выставили по завышенной цене.

Милослава побоялась далеко отходить от лавок, переживая за продажи. Слишком много от них зависело сейчас. А вместе с ней крутились дочери. Они впервые так надолго задержались на рынке и с любопытством поглядывали на торг, подсказывая своим людям изображать покупателей, чтобы побойчее шла торговля.

Вернулись домой все усталые, но счастливые. Дуня думала, что поест и спать, но куда там! Дед одобрил гуляние с песнями, танцами и даже сам гоголем прошёлся по горнице под стук ложек и бренчание гуслей, зазывая ключницу пройтись лебедушкой и показать молодежи, как старики умеют отдыхать.

Дуня подглядывала через щель вместе с Ванюшей — их не пустили гулять. А посмотреть было на что. Все выделывали такие коленца, что дух захватывало! Вроде никто специально танцам не обучался, а так ловко притоптывали, выписывали кренделя, да кружились, что дивно было. И никто даже не запарился!

Ванюшка тоже пошел вприсядку, насмотревшись, как Фёдор выплясывал вокруг женок. Дуня немного подыграла брату и отбила пятками ритм, сама себе поражаясь, что ловко получилось. Ну а после повела Ванюшку к себе в горницу спать. Другого места сегодня не было, а позже ещё Машка придёт. Всем надо будет уместиться на одной постели.

Сестра вместе с девушками сидела в уголочке. Петь и играть на гуслях ей сейчас было невместно, но поприсутствовать на домашнем гулянии разрешили.

На следующий день все вновь отправились на рынок, но теперь уже делать покупки. Вдохновленное продажами трудовое общество имени Дуни Дорониной закупало в первую очередь не еду, как планировали заранее, а инструмент для работы, новую партию шерсти в мешках, выделанную лосиную кожу, масло для обработки дерева. Деньги жгли руки! Никто не ожидал, что настолько успешно распродадутся. И теперь все единогласно решили вложиться в новое ремесло.

Милослава умудрялась быть одновременно повсюду. Она устала сидеть в имении и гадать, как жить дальше, а сейчас надежда на светлое будущее оказалась реальной.

Мало того, что дочкины придумки обернулись хорошим подспорьем для семьи, так ещё вчерашние продажи принесли ощутимый доход. И если крестьяне не захотят больше выращивать лён, зерно и прочее, то ничего страшного. Оказывается, можно по-другому вести хозяйство и оставаться в прибыли.

От огородов никто не откажется, да и для скотины вырастят необходимое, а для продажи выгоднее что-то мастерить или готовить. Вон сыр в прошлом году хорошо себя зарекомендовал… или Дуняшкины сладости. Их ведь даже до продажи не донесли, всё съели! Вот только с яблоками дочка всех измучила, но не выкидывать же их было. Немного на уксус пошло, на пастилу и квас, а остальное? Все равно сушили бы, но Дуня добавила хлопот по обработке и получилось всё красиво. Так и просится в руки берестяная коробочка, а светлые яблочные дольки в рот. Не зазорно княгиню угостить.

От этой мысли Милослава улыбнулась и поспешила по делам. Как же соскучилась она по суетливой Москве, по торговым рядам и покупкам! Уж теперь приоденется и детей своих оденет как следует, и дворню!

Дуня, прежде чем бежать к маме, собравшейся тратить деньги, проведала Мотю. Матрена, вместе со своей подружкой и прилепившейся к ним Даринкой устроились у окошка и вязали. Получалось у них неплохо, а главное, быстро. Всё же вязание не столь кропотливо, как кружево.

— Ладно выходит, — похвалила Дуня.

— Особенно из белёной нити, — согласилась Матрёна. — Я сегодня уже закончу обвязывать рушник и так хочется поскорее выставить на продажу! Дунь, а вдруг не купят?

— Купят, — уверено ответила боярышня. — Мы перед продажей немного подкрахмалим рушники и прогладим, так что глаз будет не отвесть! Вы только больше никому не показывайте, как вяжете.

Дуня строго посмотрела на рукодельниц.

— Боярышня, да что ж мы разве не понимаем, — воскликнула её челядинка.

Дуняша хмыкнула: для Даринки появился шанс осесть в мастерской боярыни и не возвращаться к тяжелой работе по обеспечению быта для всех проживающих. То же самое касалось молчаливой девочки, что держалась Моти. Раньше ей доверяли только полы мыть, а теперь она подружка боярышни и работает подле неё. Феноменальная карьера! А Матрёна не возражала, наоборот, помогала ей учиться новому, понимая, что одной всех не прокормить, а полы мыть найдётся кому.

Мотя во всём подражала Дусе, признавая за ней первенство. И как хорошо, что она окликнула её тогда во дворе и всё рассказала! А то ведь растерялась. Надеялась, что тятька выздоровеет, потом верила, что мать со всем управится, а после с надеждой смотрела на бабку, на Павлушку,