— Вот княжьему наставнику и поведаем, как это сделать, — отрезала она.

Волчара с сыновьями стояли, раскрыв рты, а Дуня, вздёрнув подбородок, поплыла сквозь толпу — и перед ней расступались. Вот что значит внутренняя сила и убежденность в собственной великолепности! Ещё пару минут тому назад она с усилиями бы пропихивалась сквозь воинов, а сейчас её замечали и сторонились, боясь затоптать.

— Дунь, мы правда к боярину Палке идём? — перестав оглядываться на родичей, спросил Семён.

— Ты же слышал.

— Но это ты придумала все те хитрые штуки.

— А ты доведёшь всё до ума и за пару дней устроишь княжичу новую площадку. Только мой тебе совет: сначала получи деньги у казначея или самого боярина Палки, а потом делай.

Вскоре они нашли княжьего наставника, а дальше всё пошло как по маслу: Никифор Пантелеймонович не смог скрыть радости, что у него появилась возможность удивить князя новым подходом к обучению княжича.

Сейчас же все словно с ума посходили, создавая команды для клюшкования и вписывая их в турнирную сетку. Кто-то уже предложил организовывать турнир с командами из других городов, кто-то хвастается подготовленными наградами для победителей, а Никифора бояре обозвали ретроградом. Это старый недруг постарался и откопал иноземное словечко для него.

И тут Доронина с молодым бояричем Волком! Никифор даже не сомневался, что вдохновителем была Дунька, но сын Волчары наверняка сумел отобрать самое нужное из её придумок и знает, как всё это толково использовать для развития мальчишек. Боярин Палка даже готов был сам оплатить благоустройство княжьего дворика, тем более для этого не требовалось больших денег.

Так Дуня внезапно лишилась своего сопровождающего на несколько дней. Но обновленная площадка княжича имела успех и туда захотели попасть все мальчишки.

О Семёне Волке заговорили, а его отец быстро сориентировался. Он арендовал землю на окраине Москвы и за несколько дней возвел целый комплекс для тренировки новиков и взрослых воинов. Попасть туда можно было за копеечку и тренироваться хоть целый день. Там же строилась едальня, банька и конюшня.

Многие завидовали сообразительности Волчары, но признавали, что не жаль потратить копеечку за столь интересное времяпровождение. Там же не только поучиться новому можно, но и посмотреть, как другие проходят препятствия, как тренируют своих коней и как владеют оружием. А ещё поговорить можно. Обстановка располагала.

Дуня не заметила бы отсутствие Семёна, если бы в церкви её не спросил о нём отец Кирилл. Тот каждый раз интересовался им. Поначалу она обижалась на него и скрытничала, а потом до неё дошло, что священник переживает за назначенное ему и ей послушание. Всё же такого раньше никто не делал и наверняка с него спрашивают за это. И отвечая на его вопросы, стала больше задумываться о характере Семёна и подмечать происходящие с ним изменения.

Рядом с ней парень становился более открытым. Не в том смысле, что с ним стало легче и приятнее общаться, а то, что он более не отвергал сходу никакие новинки. Поначалу скрытно, потом более свободно он интересовался впервые увиденным, рассматривал, обдумывал, что-то примерял для себя…

Его мнение и отношение к окружающему больше не было единственно верным, а всего лишь подходящим ему на данный этап времени. И Дуня даже спросила отца Кирилла, неужели это она изменила Семёна?

— Ты, твой дед, ваши люди. Вы показали ему другой образ жизни и другие взаимоотношения. Ему теперь есть с чем сравнивать.

Из церкви Дуня шла домой просветленная, не отвечая на вопросы Маши и Ванюшки. А на следующий день вернулся Семён и сообщил, что готов дальше исполнять послушание, поскольку время ещё не вышло.

Столкнувшаяся с ним во дворе Маша ахнула, поспешила приблизиться к маме, а та недовольно посмотрела на свекра. Милославе не нравилось, что рядом с её дочерями находится молодой боярич. Девочки ещё малы, но для Маши уже готовится обряд вскакивания в поневу*

(*впрыгнуть со скамьи в разложенную юбку)

и если она не промахнется, то будет считаться девицей на выданье, и тогда бояричу Волку не место на их дворе, что бы ни говорил отец Кирилл. Милослава поморщилась, вспомнив спор с Еремеем, считавшим, что Маше рано участвовать в этом обряде. Он только один вопрос задал: роняла ли внучка кровь? А раз нет, то нечего торопиться. Но ведь в Псков ехать надо! А во Пскове устраивать Машину судьбу, но как устраивать, если девичий обряд она не прошла?

Дуня же только приветливо кивнула Семёну и решила поделиться новостями:

— Боярин Савва начал вставать!

— Вытащили его, значит, из лап костлявой, — одобрительно кивнул Семён. — Признаться, не верил я, что лекарка разберётся с его болезнью.

— Она умная. Никто, кроме неё, не смог понять, что боярин не просто переохладился в ледяной воде, а чего-то нехорошего нахлебался и это сжирало его изнутри. Но теперь всё позади.

— Передам брату, что Савве легче. Думаю, он порадуется за своего товарища.

— Ага. Но у Совиных есть ещё новости, — улыбаясь, продолжила Дуня. — Ты не поверишь, но вернулась боярыня Елена с ключницей!

Брови Семёна поползли вверх:

— Удивила, — мотнув головой, воскликнул он. — Признаться, я был уверен, что они сгинули.

— Исхудали, но живые.

Дуняшу переполняла радость за Мотю. Её подружка героически взвалила на себя заботу об отце, бабке, дворовых, но ей не справиться со всеми теми проблемами, что уже повисли над семьей.

— Мотя говорила, что колени у боярыни Елены и ключницы в жутком состоянии, — озабоченно добавила Дуня, — и просила позвать лекарку, но дед сказал, что теперь они сами за себя.

Семён хмыкнул, прекрасно понимая боярина Еремея. Услуги лекарки стоили недёшево. Катерина согласилась на оплату продуктами, но только потому, что Дуня взялась сама варить нужные отвары и контролировать лечение. Однако с того момента, как Савве сделалось лучше, Дуняшин догляд стал затруднителен. Нехорошо девочке приглядывать за взрослым мужем, если он ей не отец или брат.

— Я собираюсь проведать Мотю и поздороваться с боярыней Еленой. И мне надо узнать, готовы ли