Василиса слушала, что Милослава говорила дочери и уголки её губ некрасиво опускались всё ниже и ниже. Она хорошо знала ключницу боярыни Елены и жалела её. Та отправилась в паломничество следом за своей хозяйкой, а о ней никто не вспомнил сейчас и не помог тогда, когда она сгорала от злого огня в теле.

Дуня не могла оторвать взгляда от закрытых ворот пустого дома. Она до сих пор не понимала, каким образом идущая на лад ситуация с Совиными покатилась вниз. Для неё обвинения Елены тогда стали громом среди ясного неба. Домашние даже думали, что она сляжет, но обошлось.

Про Мотю Дуня больше ничего не слышала. Да и откуда бы? У Совиных больше нет дома в Москве, и боярин вернётся в город только по весне, чтобы подтвердить свою службу князю или снять с себя боярство.

А Дуня не смогла отпустить произошедшее от сердца. Она пыталась понять боярыню Елену, разобраться в её эмоциональном состоянии и кажется, понимала, но не могла простить ей Мотю. Ни ей, ни пошедшему на поправку боярину Савве. Их дочь тоже длительное время находилась в стрессовом состоянии, выбивалась из сил, чтобы следить за отцом, сошедшей с ума бабкой, за людьми, и у неё только-только стало получаться! Ей бы немного поддержки — и семья поднялась бы на ноги, но Елена умудрилась всё растоптать, а боярин Савва позволил ей это сделать. И плевать на них, пусть верят в чудеса, но… ай, Дуня оборвала себя, понимая, что вновь и вновь переживает произошедшее.

Телега с продуктами для деревенских уехала, а во дворе вновь суета: дворня начала собирать караван для поездки в Псков.

— Дуняшка! Давай попробуем яблоки тут продать? Ну зачем их везти с собой? — насмешливо спросил отец, видя, как дворовые тщательно увязывают и укрывают короба от снега.

Она моментально вскипела и бросилась защищать свой продукт. Ведь уже сто раз говорила, что здесь ничего за них не выручить, а вот ежели продать иноземцам, то будут горы золотые.

— Повезём! Всё говорено уже! И не забывай, что благодаря мне на наших телегах стоят хитрые поворотные механизмы, а возок вообще мне подарили!

— До чего ж ты важная, когда сердишься! — засмеялся Вячеслав и запустил в дочку снежок. Его тут же поддержал Ванюшка и началась снежная баталия.

— Вы чего учудили? — запричитала Милослава. — Дунька, не смей шубу в снегу валять!

— Да как будто это я! — возмущенно завопила боярышня — и прямо в лицо словила снежок!

— Слава! Прекрати! — напустилась боярыня на мужа, но была схвачена и посажена в сугроб.

Ванюшка захохотал. Дворня, пряча в бородах смешки, разошлась. Невместно боярам при других миловаться, но можно же сделать вид, что они тут одни. Пусть потешатся, поиграют. Молодые же!

Ключница Василиса выскочила из дома и не обращая ни на кого внимания начала обходить сани, помахивать петушиными перьями и читать наговор, чтобы дорога вышла удачной.

— Вот прихватит тебя отец Варфоломей с поличным! — подкралась к ней Дуня.

— Ты меня умными словечками не запугаешь, а Варфоломейке я порченых пирогов подсуну, чтобы не лез, куда не надо!

Боярышня захихикала, прикрываясь ладошками. Она бы отцу Варфоломею много чего порченого подсунула бы, но он из её рук побоится даже воду пить. И правильно делает, потому что Дуня до сих пор с трудом переносила его и могла в порыве в воду плюнуть.

— О, боярич приехал. Никак с вами всё же поедет? — Василиса переключила Дунино внимание на Семёна Волка.

А с ним непонятно было до сего дня. Послушание Семена, назначенное отцом Кириллом ещё не окончилось, но боярич неожиданно прославился на всю Москву.

Не организацией княжьей площадки, а раскрытием громкого дела. Да, в будущем сказали бы резонансного! А началось всё с картинки разыскиваемого. Вся Москва судачила об этом, да посмеивалась. Думный дьяк Репешок Борис Лукич вдруг стал у всех на слуху, а его фразочка «наша служба и опасна, и трудна» многим набила оскомина. А дьяку всё нипочем, улыбается, мурлычет себе под нос: «…и на первый взгляд, как будто не видна». По первости все посмеивались, отмечая самокритичность дьяка. Его служба ни на первый взгляд, ни на второй была не видна. Но вскоре дьяк стал напевать: «если кто-то кое-где у нас порой честно жить не хочет, значит с ними нам вести незримый бой*» и народ стал с опаской коситься на боярина. Вспомнили, что совсем недавно князь ввел его в думу и он теперь ровня именитым боярам. Те, конечно, носы воротят, но князь уже не раз беседовал с ним.

/*Автор гимна милиции Анатолий Горохов/

И вот, народ зачастил в разбойную избу, чтобы полюбоваться на картинку татя, да спросить всех ли теперича будут искать по таким спискам с лица? Что совершить нужно, чтобы такой чудо-портрет изобразили? Как получить его потом на руки? В общем, люди развлекались. Зато Семён времени не терял и начал опрашивать людей того купчины, которого ограбил брат помощника. И так хорошо опросил, что пришёл к выводу о невозможности ограбления.

Как ни крути, а по всему выходило, что не мог парень желать ограбить своего благодетеля в силу воспитания! Можно допустить, что парень гениально скрывал свою порченую натуру и всех обманул, но Семён пришел к ещё одному выводу.

Деньги были хорошо спрятаны и у парня не было возможности их обнаружить, а ещё он не мог сбежать из-за того, что не знал куда бежать. Мир юноши был ограничен парой московских улиц, а всё, что дальше… чужая, страшная и неизведанная земля.

И тогда Семён присмотрелся к самому купцу, настойчиво утверждавшему, что его обокрал именно брат помощника. Оказалось, что помощника все считали очень дельным мужем. Он всего несколько лет помогал купцу и вывел его на новый уровень, а вскоре должен был завести своё дело и встать вровень со своим работодателем. Младшего же брата рекомендовал, как честного и верного счетовода. И все, кто знал парня, подтверждали его честность. А тут вдруг обвинения и долг…

И тогда Семён начал задавать совсем другие вопросы, и вскоре у него не осталось сомнений в том, что ушлый купец