Вовка просто не позволил мне сказать, сжав руку и заговорив о своей работе.

Я его поняла.

Он видел, что мне уже не понравились слова Аллы Олеговны, и знал, что услышав про дарственную, его мать наговорит ещё больше ненужного, и скандала не избежать.

Ладно, оттянем его.

Победа

За столом тема, где чей дом, больше не поднималась. Но я поймала удачный момент, чтобы незаметно для гостей подмигнуть мужу и шёпотом повторить, как он вчера говорил, что его мать изменилась.

А уже поздним вечером, когда Алёна спала в своей небольшой кровати без бортиков для взрослых девочек, а Юля в кроватке, перешедшей ей от старшей сестры, мы с Вовой пили чай и тихо шуршали фантиками от конфет. Больше я не вела борьбу за каждую унцию, чтобы грудничок был сыт, и смогла наслаждаться горячим напитком без того, чтобы портить аромат и вкус, разбавляя чай молоком.

Сделав глоток и зажмурившись, вспомнила события дня.

— Можем не говорить твоим про дарственную. Документы показывать не нужно, а сами они никак не выяснят.

— Мы не сделали ничего плохого, чтобы скрывать. Я купил квартиру на свои деньги.

— Знаю, но зачем без надобности рассказывать то, что может не понравится? Лишняя информация.

— В квитанции видно собственника квартиры? Ты их всегда в прихожке оставляешь.

— Фамилия у нас одна, вчитываться твоя мама не будет. У неё знакомые в управляющей компании есть?

— Нет. А больше это нигде выяснить нельзя?

— Всплывёт, если будет развод и раздел имущества, но это не про нас.

— Потому что лучше никого не найти, — протянул мне муж последнюю конфету с шоколадным пралине и орешком внутри.

— Ещё это вылезет после смерти. Сам понимаешь, мы их переживём, и твои родители не узнают, что ты больше не можешь передать им здесь долю в наследство.

— Не узнают, — согласился он с моими не очень красивыми словами, являющимися прозой жизни.

— Так пусть считают меня бродяжкой без своего жилья. Я это переживу.

— Никто тебя такой считать не будет!

— Вов, не надо меня успокаивать, всё в порядке. Ты сам понимаешь, какая будет реакция. Ты мне сегодня не дал закончить, чтобы твоя мама не начала истерить, — озвучила то, что мы оба прекрасно понимали. — Или я буду бродяжкой, или корыстной сукой, оставившей тебя без дома. Иного не дано. Не хочешь скрывать, скажи отцу. Пусть он знает, а Алла Олеговна живёт в счастливом неведении.

— Я скажу. Жене квартиру подарил, этим гордятся, а не скрывают. Только сам скажу, когда время будет.

И больше мы к этому вопросу не возвращались.

Ни-ког-да.

И свекровь на меня с требованием вернуть её ребёнку кровно заработанную недвижку не нападала.

Можно было бы предположить, что Вова ей не рассказал, но через два года, когда дом, где мы купили квартиру в ипотеку, был сдан, моя свекровь между делом проронила, что её сынок снова будет жить в своей квартире, как оно и должно быть у мужчин. Получается, к тому моменту она не то что знала, кому принадлежит двушка, но и успела принять эту данность и успокоиться. А на это ей должно было потребоваться долгое время. Время и уши Вячеслава Викторовича, ведь ей точно нашлось что сказать, а до меня ничего не долетело.

Но особенно я тогда об этом не думала.

Во-первых, мне было не до того. Квартира сдавалась в черновом варианте, и нам нужно было доделать ремонтный работы, обставить все комнаты и переехать в течение следующих полутора лет, чтобы не дёргать Алёну с одного адреса на другой в такой важный период как первый класс.

А во-вторых, я уже перестала ждать от Аллы Олеговны больших проблем и громких истерик.

К хорошему быстро привыкаешь.

Даже к условно хорошему.

Алла Олеговна в благодарность за двух замечательных внучек не стала мне вдруг второй мамочкой или подружкой. Это было бы каким-то извращением.

Детей я рожала для нас с Вовой, и моя любовь к нему хоть и стала глубже благодаря тому, какой отличный из него вышел муж и отец, но была не настолько безграничной и слепой, чтобы распространяться на его мать, успевшую подпортить мне первые три с половиной года брака.

Зато любовь самого Вовы позволила мне почувствовать свою власть.

Я знала, что если объявлю, что не желаю общаться с его мамой, он не будет меня заставлять и не подаст на развод, сказав, что жён может быть много, а мать одна, и она ему дороже.

Он будет общаться с ней, ездить в гости с девчонками, не втягивая меня.

Не думайте, таких обещаний Вова мне не давал!

Но мы знакомы почти семь лет, пять из них состоим в браке и пережили: переезд, две беременности, сломанный палец на правой ноге у Вовы, который час облагораживал камнями клумбу на родительской даче, а потом запнулся о неё же, с десяток детских простуд, ушную инфекцию у Юли и мёртвого голубя, уложенного в раковину в надежде, что он согреется в тёплой водичке и оживёт (про воробья забудьте, мы договорились об этом не вспоминать. Ни про то, что я не уследила, как Алёна на прогулке засунула его в карман курточки и принесла домой, ни про то, как Вовка издал слишком тонкий и высокий для мужской глотки визг, зайдя в ванную и наткнувшись на частично разложившегося пернатого). После всего, что между нами было, нам не всё надо было проговаривать вслух.

И в один совершенно обычный день до меня дошло, что он мой самый близкий человек, и это взаимно.

И меня отпустило.

Мы с Вовой часть одного целого, и случить этот дурацкий выбор между мной и Аллой Олеговной, он выберет меня.

Напомню, войны между мной и свекровью никогда не было!

Но если бы она была, я бы победила.

Вот только войны не было, и мне всё равно.

Финал

Противостояние свекровей и невесток может длиться вечно.

И счастливый конец истории для невестки заключался бы в смерти. Смерти свекрови, разумеется.

Или в разводе. Но это уже при раскладе хеппи-энда для свекрови, избавившейся от вертихвостки-неумёхи, которую она благородно приняла в семью.

Но это не наш случай.

Я выходила замуж, успев изучить своего будущего мужа в достаточной мере, чтобы понимать его слабые и сильные стороны. И Вовка не был маменькиным сынком.