Статья за авторством журналиста Глеба Листина называлась «Волк в овечьей шкуре». Анна принялась бегать глазами по тексту.

В статье говорилось о пропаже двух карелов — Тойво Роуккулы и Юко Миккоева. Прямым текстом Листин утверждал, что к их исчезновению причастен Светорожденный.

Здесь же было фото журналиста. Со страницы интернет-газеты на Анну смотрел мужчина с умным и слегка отчаянным взглядом. Ему было за тридцать, и во всей его позе чувствовалась надменность, смешанная с некой жертвенностью — Смолина видела такое на плакатах героев войны. Глеб Листин, журналист, который посмел бросить вызов самому Светорожденному. Такие ни перед чем не остановятся.

— Родственники Тойво и Юко заявляли о пропаже? — спросила Анна.

— Да, но милиция ничего не нашла. Они как сквозь землю пговалились, — развел руками Виталик.

— Найди мне адрес родственников.

— Хочешь гасследовать их пропажу? — глаза Виталика загорелись.

— В этом нет ничего веселого, — осадила его Смолина. — Поверь, худшее что может быть в жизни — это искать потеряшку и найти его завернутым в полиэтилен.

Виталик кивнул, но было видно, что он не понимает серьезности дела. Анна записала адрес — оба пропавших были родом из деревни Лахта. Смолина прикинула, что это пару часов езды от города и начала собираться.

— Найди мне фото Лисинцевой. Нужно распечатать.

Вскоре Виталик достал из принтера пахнущий свежей краской лист. На нем счастливая Катя прижимала к себе новорожденную девочку. Здесь они были еще живы. Анна сложила лист и убрала в карман.

— Можно с тобой?

Анна удивленно обернулась.

— А тебе это зачем?

Виталик отвел взгляд и замялся.

— Надоело в интегнете сидеть, а тут целое гасследование… Может, ты и пгава, надо миг посмотгеть.

— Это не тот мир, который стоит увидеть, поверь мне.

— А есть какой-то иной?

Смолина остановилась на пороге. Парень попал в точку. По крайней мере для нее, Анны, другого мира просто нет.

Дорога вилась меж озер и болот, один раз они даже ехали по поросшей соснами косе. Лахта стояла на краю озера, полного небольших островов. На одном из них, размером чуть больше деревенского участка баб Нины, стояла одноэтажная бревенчатая церковь с деревянным крестом на крыше. К островку шел даже не мост — бревна и поддоны, кое-как сколоченные вместе, плавающие среди заросшей тиной воды. Асфальта в этих краях не было, голая земля, которая по весне наверняка превращалась в непроходимое распутье.

— Зачем ты вообще всем этим занимаешься? — спросил Виталик.

— По данным МВД в стране ежегодно пропадает сто восемьдесят тысяч человек. Знаешь, сколько находят? — Виталик помотал головой. — Около 160 тысяч. Куда пропадают остальные — неизвестно. А еще нет никакой статистики по тому, скольких из них находят мертвыми.

— Всех не найдешь.

— За несколько лет в «Anna Search» я вывела из леса тридцать четыре человека. Это капля в море пропавших. Но если бы я не пошла их искать — они пополнили бы списки тех, кто так и остался в лесу.

Из-за поворота показалась Лахта. Анна еще в детстве насмотрелась на такие северные деревушки — пара сотен дворов, часть заброшенные, они ютились меж карельских болот и бескрайних лесов, словно брошенные дети. Во многих деревнях не было асфальтированных дорог, электричества, связи, даже магазинов. Словно голодные нищие, безмолвно запахнувшие двери-рты, почерневшие от дождей дома смотрели на Смолину бездонными окнами. Лахта выглядела так, как и большинство северных деревень — угрюмо и заброшенно.

Меж сиротливых домов одиноко бродил старик. Он тяжело опирался на сучковатую палку и был одет так, как в городе не одевались даже бездомные — Смолина бы не удивилась, если бы узнала что потрепанные штаны и серая штормовка видели еще живые выступления Сталина. Но поразило Анну не это. На куртке старика булавками была пришпилена большая фотография светловолосого юноши и подпись: «Помогите найти внука».

Как только Пинин показался из-за поворота, старик не сводил с него глаз.

— Ну что, детектив, ты готов? — тихо просила Анна Виталика, глядя на старика. Виталик кивнул, но неуверенно. Пинин скрипнул тормозами и машина остановилась.

Старик замер посреди дороги, тяжело опираясь на палку. В его глазах застыли немая мольба и надежда.

Пока Смолина выбиралась из Пинина, она старалась не смотреть на старика. Не нужно было спрашивать его, чтобы понять — он стоит здесь уже давно. Не важно, кто был на этом фото — Тойво или Юко. Важно то, что они пропали больше трёх лет назад. А это значило, что все это время хромой старик брал крючковатую палку, найденную в ближайшем лесу, прикалывал булавками фото внука к драной куртке и выходил на пустую дорогу чтобы… чтобы что? Чего он ждал? Здесь нет людей. Сюда никто не приезжает. Какой безнадеги хлебнул старик, чтобы вот так стоять (Анна почему-то не сомневалась, что он делал так ежедневно), придавленным такой тяжестью, что невозможно распрямить плечи? По каким инстанциям он прошел, чьи пороги обивал, сколько слез пролил, чтобы в итоге понять что все, что он может сделать — это стоять с фотографией сына на пустой улице?

Смолина сглотнула ком в горле и подошла ближе. Внутри ворочалось нечто мокрое и темное, словно ворох осенних листьев, прибитых дождем к земле. Под этим ворохом скрывалась лютая тоска, и нужно было прилагать все усилия, чтобы этот ворох не размело штормом внезапно налетевших чувств.

— Это Юко… или Тойво? — тихо спросила Анна. Старик молчал. В его глазах смешались бездонная печаль и искры надежды, и Смолина поняла: сейчас он спросит, видела ли она их? И она ответит — нет. И для старика рухнет последний мостик надежды, которым являлся показавшийся из-за поворота Пинин. И кто знает, может этот рухнувший мост будет последней каплей, отделяющей разум старика от погружения в бездну отчаяния? Кто знает, не найдут ли его после этого в петле, сделанной из завалявшейся в сарае пеньки? И кто знает — может именно она, Анна, будет являться этой последней каплей.

Виталик тоже вышел из машины, и неуверенно подошел ближе. Старик молча протянул Анне фотографию с надписью: «Вы знали этого мальчика? Посмотрите, пожалуйста! Может, вы что-то о