Когда хозяйка уже закрывала дверь, Смолина услышала голос Сергея:

— Это все Вечный Турсос! Он сожрет всех! Он поглотит этот мир!

Когда Анна с Виталиком вышли на улицу, Людмила вышла их проводить.

— Ох, дочка, жизнь тяжелая нынче! — причитала женщина. — После одиннадцатого сентября Буш говорил — мы выиграем войну против терроризма! А как ее можно выиграть, если у нас под носом, внутри государства, уничтожают молодое поколение? В Москве вон че творится — Норд-Ост, взрывы в метро! И у нас не лучше! Раньше молодежь в город уезжала, а сейчас, вишь, другая зараза. В секту уйти — это, считай, все одно что в прорубь с камнем на шее кинуться. Сначала нацисты нас со свету сживали, в девяностые бандиты, а теперь — секты! А нам, обычным людям, как жить?

Анна задавала себе тот же вопрос. Да вот только отсюда, из глухой деревни, было не разглядеть того, кто притаился за туманом. Смолина не сомневалась — за видимыми факторами всегда стояли невидимые причины, а также кто-то, кто управляет событиями. Люди как были марионетками, расходным ресурсом — так и остались. Меняются только те, кто тянет за нитки.

— В церковь зайду, свечку за Юко и Тойво поставлю. Зайдете? — Людмила повернулась к Анне, но та замялась, и женщина все поняла. — Не веруешь в Бога?

— А где он, этот бог? — тихо спросила Смолина.

Вскоре они покинула Лахту. Пинин месил грязь на дороге, на которой уже пять лет по документам лежит асфальт, а Анна думала о людях, которых забыли, и теперь они целыми деревнями выживают, как могут.

— Что тепегь? — нарушил тишину Виталик.

— В «Слово Петрозаводска». Хочу поговорить с Листиным. Родственники Юко и Тойво обратились к Листину, когда поняли, что милиция ничего делать не хочет. Судя по статье, он что-то нарыл на Светорожденного и его «Детей Рассвета».

— Тогда почему пгопавших не нашли? Почему дело замяли?

— А вот это мы у Листина и узнаем.

— Они обрушили его личность, систему ценностей, — сказал Света. — Он не может найти в себе ничего, что давало бы стимул жить. Личность стерта, потому он и не может больше идентифицировать ни одного чувства.

Они сидели в ее кабинете с мягкими креслами в огромном офисном центре. У Светы был небольшой перерыв между клиентами, и Анна с Виталиком заскочили, чтобы рассказать про Сергея.

— Как можно стегеть личность? — не понял Виталик.

Анна подумала, что в чем-то она похожа на Сергея — тоже не понимает, кто она. Только вот Сергей оказался слабым. Себя таковой Смолина не считала.

— Он находится в треугольнике Карпмана — в роли безвольной жертвы, — продолжала Света. — Светорожденный был его спасителем.

— Свет, я не сильна в геометрии и всяких треугольниках, но по-моему, он просто тряпка.

— Ань, ты просто не представляешь, как секта ломает людей! Безвольными овощами оттуда выходили и очень сильные люди. Секты воздействуют на мозг с помощью техник управления. Обходят критический анализ ума и подключаются напрямую к той нашей части, которая находится в подсознании так глубоко, что человек прячет ее от самого себя. Работа построена так, чтобы взломать код личности — найти в человеке больное место и бить по нему.

— А если больного места нет?

— Так не бывает. Оно есть у всех. Просто многие о своих болевых точках даже не подозревают. Но профессионалы легко их находят в других людях. У человека со здоровой психикой есть личное пространство, защитные реакции, здоровая агрессия. Секта все это подавляет. Есть у них такая практика — «Горячий стул» называется. Человека выводят в центр зала и сажают на стул, после чего его начинают открыто обсуждать. Сначала все говорят о нем только хорошее, но на втором круге настроение резко меняется — теперь каждый участник высказывает ему в лицо все недостатки. Следующий круг — опять хорошее. И так чередуются. В итоге у подопытного происходит сброс защиты и полная дезориентация — он больше не понимает, где он хороший, а где плохой.

— Откуда ты все это знаешь? — удивилась Смолина.

— Ань, я психолог вообще-то!

— Откуда все это взялось? — вклинился в разговор Виталик.

— Это называется групповой психоанализ. Вообще его создал ученый Курт Левин во время Первой Мировой, чтобы помогать солдатам пережить ужасы войны. Он сам был в окопах, и понял, что для устранения психологической травмы нужно провести ее через три стадии: размораживание, изменение и заморозку.

— Свет, а попроще можно? — взмолилась Смолина. — Для обычных смертных!

— Смотри, сначала необходимо разрушить базовые ценности пациента, сделать психику пластичной, податливой, как пластилин. Как говорится, в полный стакан ничего нового не нальешь. Затем идет стадия внедрения новых ценностей. Финал — заморозка, т. е. закрепление полученных ориентиров. Это спасло множество людей, помогло им вновь вернуться к нормальной жизни. Но ты же знаешь — всегда найдется тот, кто возьмет что-то хорошее, и будет использовать его для своей выгоды.

— Поняла тебя, Свет.

— Ань, я надеюсь, что ты действительно поняла, — голос Светы был максимально серьезным, и даже несколько назидательным, отчего Смолина поморщилась. — Это очень опасные эксперименты.

— Для них они тоже опасные. Те, кто переходят границы, сами окажутся в роли жертвы.

Света вскинула на нее глаза.

— Ты знаешь суть треугольника Карпмана? Это модель созависимых отношений. В нем есть три роли: жертва, спаситель и агрессор. Сейчас у тебя роль агрессора. Но знай: если ты вошла в этот треугольник, волей или неволей ты будешь двигаться по всем его ролям.

Когда они вошли в большой офисный лифт, чтобы спуститься к парковке, в нем уже было человек восемь — пара курьеров, рядовой офисный планктон, девочки на высоких каблуках, обслуживающий персонал, старушка в косынке. Люди потеснились, давая место Анне и Виталику. Смолина была погружена в мысли о том, действительно ли возможно стереть личность человека, поэтому совершенно не обратила внимание на пассажиров лифта. Войдя внутрь, Анна развернулась спиной к людям и лицом к двери, и только тогда почувствовала едва уловимый запах ладана.

Смолина моментально покрылась холодным потом, словно ей приснился кошмар.