июне 1957 года Оппенгеймер ненадолго занял пост председателя Витватерсрандского университета, но это была административная работа. В отличие от Черчилля или Бевана, Оппенгеймер не желал брать на себя бремя прямого политического руководства. Он был совершенно счастлив выступать в роли покровителя, использовать "мягкую силу" или заниматься обязанностями партийного функционера, но дальше этого он не пошел. И не потому, что ему не хватало энергии и драйва, интеллектуального или физического: Оппенгеймер обладал огромной жизненной силой. Но что-то внутри сдерживало его.

Хелен Сузман, вздорная, острая на язык новая член парламента, которая впоследствии сделала долгую и звездную парламентскую карьеру (укрепленную поддержкой и дружбой Оппенгеймера на протяжении нескольких десятилетий), иногда обижалась на его недостаток напористости во фракции ЕР. Временами, когда я вступал в ожесточенные схватки, его сдержанность расстраивала меня... Но Гарри не желал бросать свой вес на ветер; вероятно, он оказывал больше влияния за кулисами, чем в собрании"⁹⁷ Зак де Бир, умный и самоуверенный молодой врач с темными глазами с капюшоном, был еще одним из либерально настроенных новичков в собрании. Он разделял ироничный юмор и интеллектуальные наклонности Оппенгеймера и быстро заслужил доверие и привязанность старшего. Позднее Де Бир сделал карьеру в парламенте и в компании Anglo American. Оглядываясь назад, Де Бир считает необоснованным мнение о том, что уход Оппенгеймера в политику был "временным и почти дилетантским периодом".⁹⁸ Де Бир вспоминал поездку в 1955 году с Оппенгеймером и матросом Маланом в Шангани, где Оппенгеймер откровенно поговорил с ними после ужина. "Теперь я хочу от вас двоих абсолютной откровенности... Есть ли на самом деле цель в том, чтобы я занимался политикой?" - спросил он.⁹⁹ Де Бир понял это как признак политических амбиций Оппенгеймера: "Может ли он действительно добраться до вершины, спросил он, несмотря на политические недостатки его имени, его богатства, его "английскости" и так далее? Мы с Сейлором оба считали, что мог - он мог преодолеть все это, у него были способности, личное обаяние, выносливость". Его вопрос показывает, насколько сильно он был увлечен. Он спрашивал: "Если я отдам политике первое место в своей жизни, будет ли она того стоить?" ¹⁰⁰ Анекдот, рассказанный де Биром, действительно показателен, хотя, возможно, не по тем причинам, которые представлял себе де Бир. Кажется вероятным, что вопрос Оппенгеймера был задан скорее с сомнением, чем с надеждой. Он был достаточно проницателен, чтобы понимать: то, что невыгодно ему с политической точки зрения, выгодно с коммерческой. В стране, политически находящейся между соперничающими национализмами, Оппенгеймеру всегда было выгоднее добиться успеха как бизнесмену, а не как премьер-министру. И его власть над компаниями E Oppenheimer and Son, Anglo American и De Beers была обеспечена.

 

Свободная душа

 

Гэвин Релли, ровесник де Бира, был энергичным, политически проницательным 23-летним парнем, когда в 1949 году он стал сотрудником Anglo American. Он уже успел поработать на де Вильерса Граафа, и прошло совсем немного времени, прежде чем Оппенгеймер использовал таланты Релли в качестве своего собственного политического секретаря. В более поздние годы Релли с ностальгией вспоминал этот период как относительно беззаботный в жизни Оппенгеймера. Эрнест командовал всей группой и лично управлял алмазным бизнесом, так что для Гарри это было подходящее время, чтобы заняться политикой. Политика позволяла ему быть свободной душой, заниматься своими делами, и он получал от этого огромное удовольствие", - размышляет Релли.¹⁰¹

В годы парламентской карьеры у Гарри было гораздо меньше обязательств, связанных с его последующим председательством в компаниях Anglo и De Beers. Он мог заниматься своими увлечениями с большей свободой. Он пригласил Джоан Пим, ландшафтного архитектора Anglo American, спроектировать местный сад в Маурицфонтейне; этот проект привел его в восторг, даже если на ранних стадиях сад выглядел "как алмазные копи".¹⁰² Он пополнил свою коллекцию картин французских импрессионистов. Он привил себе вкус к красивым часам, фотоаппаратам и предметам искусства. Ему приглянулась новая модель Leica: "Не смог удержаться, чтобы не купить ее и не продать имеющуюся камеру в порядке частичного обмена", - записал он в своем дневнике.¹⁰³ Его внимание привлекло объявление о продаже редкой антикварной табакерки из цельного грузинского серебра с изображением сцены из "Мазепы". Я постараюсь купить ее", - написал он, и вдохновился перечитать поэму лорда Байрона.¹⁰⁴ Оппенгеймер много читал и был католиком в своих вкусах. В дополнение к Шекспиру и поэтам-романтикам, небольшая подборка материалов для чтения, упомянутых в его дневниках в середине 1950-х годов, включала "Адольфа" Бенжамена Констана; поэзия Бодлера - "приятное изменение", - предлагал он после всех уроков африкаанс, которые он брал у Сары Голдблатт, пламенной литературной исполнительницы К. Дж. Лангенховена; "Из старинной страны" Джулиана Хаксли и "1984" Оруэлла, которую ему прислал Зак де Бир.

Он уделял больше времени своему растущему интересу к разведению лошадей и скачкам. Бриджет никогда не увлекалась скачками, но постепенно она стала совершенно "очарована".¹⁰⁶ Они взяли в качестве тренера Тима Фернесса, бывшего табачного фермера из Родезии. В Маурицфонтейне друг Эрнеста лорд Розбери, политик от Британской либеральной партии и известный коневод, предоставил им двух жеребых кобыл и жеребца Хобо. В 1953 году Гарри и Бриджит одержали первую крупную победу в своих характерных черно-желтых шелках в скачках Cape Metropolitan Handicap в Кенилворте. Принц Бертран, "чрезвычайно умный конь", по воспоминаниям Бриджет, которому Гарри всегда казалось, что он "умеет читать букмекерские конторы", и который не очень старался, когда был фаворитом букмекеров, ворвался домой и победил. Эрнест мечтал, что принц Бертран одержит победу, и сделал на него крупную ставку по щедрому коэффициенту 33/1. Гарри, никогда не отличавшийся щедростью, поставил на него по 5 фунтов стерлингов в каждую сторону. Бриджет была настроена куда менее оптимистично по поводу шансов принца Бертрана. После парада лошадей она удалилась в машину в зоне для пикников, где сняла туфли и шляпу и стала слушать комментарии по радио. Внезапно комментатор выкрикнул имя принца Бертрана. В суматохе Бриджит бросилась к загону для победителей, но по прибытии поняла, что осталась без обуви и шляпы. Она бросилась обратно в машину, чтобы одеться как следует. Но когда она привела себя в порядок, было уже слишком поздно вести принца Бертрана в зал. Тем не менее заклинание было наложено. С этого момента, вспоминала позже Бриджет: "Мы подсели на скачки". Тем временем в понедельник утром после победы принца Бертрана Оппенгеймер первым делом надиктовал письмо Билли Чепплу в лондонский офис Diamond Corporation. Он попросил Чеппла купить кожаный портфель с инициалами для сына своего тренера Тони Фернесса, потому что