преддверии выборов 1953 года "Факел" продолжал собирать огромную базу добровольцев для поддержки ЮП, как часть поддержки более широкого "Единого фронта", включавшего Лейбористскую партию. Но между Кейн-Берманом и Оппенгеймером явно существовала негласная напряженность. Кит Акутт, который поднялся по корпоративной лестнице в Anglo American после того, как начал работать в офисе, присоединился к "Факелу" в качестве организатора. Он держал Оппенгеймера в курсе событий на местах. Кейн-Берман стал считать Акатта, не совсем тепло, "глазами и ушами Оппенгеймера".⁸² Другой активист "Факела", Гай Николсон, близкий товарищ Акатта, познакомился с Оппенгеймером через Сейлора Малана и стал другом на всю жизнь. В 1953 году он присоединился к Роангло. После того как в том году ЮП показала неутешительные результаты на выборах - она потеряла еще семь мест, хотя Оппенгеймер сохранил свое, - "Факел" распался. Моряк Малан удалился на свою овцеводческую ферму, а Акутт возглавил офис Anglo American в Солсбери. Конец "Факела", по мнению Кейн-Бермана, предвещал окончательный крах Объединенной партии почти двадцать пять лет спустя. Быстрая гибель "Факела" означала провал не столько ее собственного руководства, сколько руководства Объединенной партии. Официальная оппозиция не смогла оптимально использовать мощный ресурс, и в этом сыграла свою роль слабая поддержка Оппенгеймера.

 

Напряженность в руководстве после выборов 1953 года

 

Результаты выборов 1953 года стали сокрушительным ударом для Объединенной партии. УП рассматривала победу националистов в 1948 году как кратковременное поражение. Но пять лет спустя правящая партия вернулась к власти с возросшим большинством: теперь она занимала 94 места в Палате собрания против 57 у УП. Вина неизбежно падала на Штрауса. Англоязычная пресса возглавила обвинение - "Снять с него голову!"⁸³ кричала Sunday Express, - но и в самой партии Штрауса было немало недоброжелателей, которые строили планы по избавлению от него. В фракции существовали глубокие разногласия между консерваторами и либералами по поводу позиции ЮП в отношении франшизы для цветных и ее подхода к некоторым законопроектам об апартеиде. Еще один раскол произошел после того, как несколько вновь избранных членов парламента - среди них Хелен Сюзман, Зак де Бир (зять Штрауса), Рэй Сварт, Оуэн Таунли Уильямс, Ян Стайтлер, Изак Фури и Джон Коуп - сформировали либеральную группу "рыжих" внутри фракции. Штраус попытался умиротворить обе фракции, но в итоге оттолкнул их в равной степени. Напряжение, вызванное необходимостью удерживать вместе эти непримиримые силы, стало сказываться. Штраус становился все более неприступным и затворником: он отклонял приглашения выступить на публичных собраниях, а когда все же принимал их, его охватывало беспокойство. Он выглядел вялым и подавленным. Штраус пришел ко мне в офис", - записал Оппенгеймер в своем дневнике. Он был мрачен и не проявлял никаких признаков новых мыслей"⁸⁴ Качество вклада Штрауса в работу Дома стало неравномерным. Я очень сомневаюсь, что у него [Штрауса] хватит смелости быть ясным", - едко заметил Оппенгеймер за день до важных дебатов.⁸⁵

Усилились споры о лидерстве Штрауса. Колин Стейн, сенатор от партии в Оранжевом свободном штате, считал, что Оппенгеймер должен взять бразды правления в свои руки. Но Оппенгеймер назвал подход Стейна "абсурдным"⁸⁶ Отчасти его терпение к рутинной партийной работе иссякало. Современная дневниковая запись отражает отчаяние Оппенгеймера: "Почти весь день был занят заседанием Центрального исполнительного комитета UP. Обычное требование выпуска газеты на африкаанс; обычное полное пренебрежение финансовыми ограничениями; обычный отказ приступить к практической работе; обычная готовность слушать... всякую чушь, если она исходит от африкаансоязычного населения".⁸⁷ На августовских провинциальных выборах, которые Штраус пропустил из-за тяжелой формы гриппа, националисты получили еще 12 мест в UP, что усугубило проблемы партии. К сентябрю сложилось единое мнение, что Штраус должен уйти со своего поста. "Говорил о политике с Гарри Лоуренсом и Сиднеем Уотерсоном - "Штраус должен уйти"... Думаю, мы все согласны", - записал Оппенгеймер в своем дневнике.⁸⁸ Но кто должен заполнить пустоту? Внимание стало приковываться к Диву.

В Брентхерсте Див обедал с Оппенгеймером и Гарри Лоуренсом, накладывая на них свой шарм. Это было очень приятно, и Див произвел отличное впечатление на Гарри Л. и меня. Никто не может быть идеальным, но он очень хорош и, конечно, другого класса, чем Штраус."⁸⁹ Тем временем редактор газеты Rand Daily Mail Пэдди Картрайт связался с Лоуренсом от имени других редакторов и видных бизнесменов и попросил его поговорить со Штраусом о том, чтобы тот ушел в отставку. Лоуренс так и сделал, но Штраус остался невозмутим. Непреодолимое чувство долга заставило Штрауса остаться, проинформировал он своих последователей, кроме того, он подозревал, что Див может пойти на компромисс в вопросе о франшизе для цветных.⁹⁰ Лоуренс представил более официальное предложение на партийном собрании в ноябре, но Штраус снова его отклонил. К январю следующего года Оппенгеймер, посовещавшись с Дивом, решил, что прогноз мрачен. Партия "не доверяла" Штраусу, записал Оппенгеймер в своем дневнике, и недовольство было "очень сильным на поверхности"; Штраус, однако, казался "самоуверенным", полагая, что он может положиться на "die volk daarbuite" (людей снаружи), если не на своих коллег.⁹¹

Штраус продержался до ноября 1956 года. Это было затянувшееся, пагубное пребывание на посту, чему отчасти способствовало отсутствие у Дива целенаправленных амбиций - при всей своей значимости Див был бездеятельным и колебался по поводу своей заявки на лидерство, - но также и нежелание Оппенгеймера пачкать свои руки. Такая комбинация и стала причиной бездействия. Не желая сам носить корону, Оппенгеймер мог бы хотя бы поработать скальпелем от имени Дива. Справедливости ради следует отметить, что у Оппенгеймера были скрытые сомнения в отношении Дива. Он считал, что некоторые речи Дива были "без формы и довольно неэффективны". Див был бы "нашим лучшим лидером, и все же нельзя не испытывать определенных опасений", - признался Оппенгеймер в своем дневнике.⁹² Одно из этих опасений заключалось в том, что Див мог быть "желающим",⁹³ что он проявлял "бесконечную осторожность",⁹⁴ будучи особенно параноидальным, чтобы не оттолкнуть ярых сторонников партии (bloedsappe) в стране плантаций. В более поздние годы Оппенгеймер язвительно заметил: "Я всегда считал, что сэр де Вильерс Грааф должен был иметь мужество своих убеждений!

Ян Моррис написал об Оппенгеймере для газеты "Манчестер Гардиан" и описал его как "странную и магнетическую фигуру", которая - несмотря на "диффузную, вислоухую внешность" - вызывала ощущение величия и значимости, когда он занимал свое место среди "посредственностей" в Палате собрания.Оппенгеймер привнес в Ассамблею "ощущение силы и власти", - заметил Моррис, - он "смягчил ее жалкие провинциальные нравы, как Черчилль или Беван придают солидность Палате общин". Но это так и осталось лишь предположением. Правда, в