Шрифт:
Закладка:
Но я всё равно их узнал.
Да и как не узнать людей, которых, оказывается, так сильно ждал? Арлекин и Пьеро.
Розенкранц, хе-хе, и Гильденстерн.
Ален Делон и Жан Поль Бельмондо.
С колотящимся сердцем я сбросил «туманный плащ», вышел из орно, поднялся с травы и направился к ним. Предварительный тщательный осмотр окрестностей и подходов никого подозрительного не выявил, так что шёл я открыто и свободно.
Мы встретились на парковой дорожке возле небольшого озерца. Остановились, глядя друг на друга.
Неподалёку пожилая женщина с сумкой на колёсиках кормила хлебом уток.
Чуть дальше двое мальчишек, на год-другой младше меня, запускали радиоуправляемую модель судна.
Было тихо. Только лёгкий ветерок шелестел в листьях деревьев да где-то в отдалении слышался шум машин.
— Вот чёрт, — наконец, вымолвил Петров. — Серёга, это ты?
— Ага, — сказал я. — А это вы, товарищ майор? Смотрю, и товарищ капитан с вами.
Словно по команде мы шагнули навстречу друг другу и обнялись. Подошёл Боширов. Снял очки, улыбаясь. С ним обнялись тоже. Рядом обнаружилась длинная удобная и свободная лавочка.
— Присядем, — сказал Петров. — Хоть покурим спокойно.
— Смотри-ка, — сказал Боширов заинтересованно. — Она именная.
Действительно, к спинке лавочки была прикручена металлическая пластинка, на которой было выгравировано, что поставлена она здесь на средства Ласло и Терез Сабо в 1968 году.
— Тем лучше, — заметил Петров. — Одно дело сидеть на обычной лавочке, и совсем другое — на именной. Сабо… венгры, что ли?
— Америка — страна эмигрантов, — сказал я. — Кого здесь только нет.
Мы сели.
— Уф, — Петров снял очки, сунул их в наружный карман, достал сигареты, закурил. — Ты не представляешь, как мы беспокоились, Серёга. Но об этом потом. Сам как?
— Жив-здоров. Домой хочу.
— Сегодня полетим. На-ка вот, пусть у тебя будет, — он вынул из внутреннего кармана и протянул мне книжицу тёмно-серого цвета.
Я взял. Вверху — герб Советского Союза. Ниже — крупно — СССР. Ещё ниже — СЛУЖЕБНЫЙ ПАСПОРТ. Всё — золотом.
— Раскрой, — посоветовал товарищ майор.
Я раскрыл.
«Просьба ко всем гражданским и военным властям СССР и Дружественных Государств пропускать беспрепятственно предъявителя настоящего паспорта, гражданина Союза ССР, отправляющегося за границу, и оказывать ему всяческое содействие», — прочитал сверху на первой странице. Ниже — то же самое на эсперанто.
Перевернул. Моя чёрно-белая фотография. Ермолов Сергей Петрович. Дата рождения: 25 декабря 1955 года. Место рождения: г. Дрезден, ГДР.
— Так мне уже шестнадцать? — удивился я.
— Ага. Было трудно, но мы справились. Но главное не это. Американская виза — самая настоящая. Вот это было по-настоящему трудно. Как-нибудь расскажу.
— Что, — спросил я, — и свидетельство о рождении переделали?
— Извини, — сказал Петров. — Делать так делать. Родители твои, между прочим, Надежда Викторовна и Пётр Алексеевич, согласились с этой вынужденной мерой. Так что тебя дома ещё один паспорт ждёт, общегражданский. Только расписаться надо будет. Кстати, на, распишись прямо сейчас, — он протянул мне шариковую ручку. — Вот здесь, — показал. — Без подписи документ не считается действительным.
Я подложил сумку, расписался в паспорте. Видимо, выглядел я слегка ошеломлённо, потому что Петров сказал:
— По-моему, сплошные преимущества. Во-первых, теперь государству с тобой проще иметь дело, а тебе — с государством. Во-вторых, школу экстерном можешь заканчивать вообще без проблем и в любой институт поступать. Даже жениться можешь, — он весело хмыкнул.
— От Наташи тебе привет, — сообщил Боширов.
— Спасибо, — сказал я. — А что насчёт всяких узбекских дел? Не хотелось бы мне, теперь почти совершеннолетнему, попасть под действие, чтимого мною Уголовного кодекса.
— Чтимого! — фыркнул Петров. — Будь он тобой, дедом твоим, Кофманом и товарищем Черняевым чтим, мы бы сейчас без антиграва сидели. А так — с антигравом. Ешё и со сверхпроводимостью при комнатной температуре. Ты представить себе не можешь, что началось, когда узнали, что в антиграве используется сверхпроводящий контур! Чуть про сам антиграв не забыли. Учёные и технологи по потолку бегают — тебя ждут. Так что забей. Всё чисто с Уголовным кодексом у тебя и всех причастных.
— Зуб даешь?
— Слова моего недостаточно? Зуб ему. Самому нужен. Не напасёшься зубов на такую работу.
— Ты и в Кушке слово давал моим родителям, — сказал я. — Что вышло?
— Чёрт, извини, — сказал он. — Промашка вышла. Больше не повторится, обещаю. К тому же мы всё уже исправили. Не без твоей помощи, кстати. Идея с письмом в Алмалык была гениальной, молодец. Всё сработало. А то мы бы ещё долго тебя искали…Вернёмся в Москву, — получишь грамоту Комитета с благодарностью.
— В Москву?
— Да, мы теперь в Москве. Твои, между прочим, тоже. Отца перевели в Московский военный округ, с повышением. Он теперь полковник и начштаба дивизии. Ладно, по дороге всё расскажу, — он посмотрел на часы. — До самолёта у нас ещё куча времени, поэтому предлагаю…
Он не договорил. Какой-то молодой парень, запыхавшись, вынырнул из кустов и остановился на парковой дорожке перед нами.
— Got ya! [1] — сказал он и улыбнулся в тридцать два зуба.
Опа, а ведь я его знаю. Владелец моторной лодки «Daisy». По крайней мере, это его я видел несколько дней назад на пирсе в Окленде.
— Вы к нам, молодой человек? — холодно осведомился Петров по-английски (над произношением нужно поработать, но в целом сойдёт).
— Да, извините. Меня зовут Такер Ломбарди. Я репортёр «Сан-Францииско кроникл», — он перевёл взгляд на газету под мышкой Петрова.
— Эта? — Петров продемонстрировал газету.
«San Francisco Chronicle», — прочёл я название, выведенное крупным готическим шрифтом на первой странице.
— Она, — подтвердил молодой человек. — Если честно, пока репортёр-стажёр. Но меня скоро обещали взять в штат.
— И что нужно от нас репортёру-стажёру уважаемой газеты? — голос Петрова не потеплел ни на полградуса.
— Не от вас. От него, — он посмотрел на меня. — Интервью. Заплатить не могу, но обещаю, что это будет бомба, — он подумал
