Шрифт:
Закладка:
Поймал взгляд Петрова. Товарищ майор прикрыл и открыл глаза.
— Что ж, — сказал я. — Извиняйтесь.
Томас Карамессинес и Карл Дакетт поднялись. Я подумал и тоже встал со стула.
— Сергей, — торжественно произнёс Дакетт, — Центральное разведывательное управление США в нашем лице приносит тебе и твоим… — он бросил взгляд на Петрова с Бошировым, — товарищам свои извинения. Мы серьёзно ошиблись и заверяем, что ничего подобного впредь не повторится. В знак уважения к твоим выдающимся способностям и человеческим качествам, позволь преподнести тебе подарок, — он поставил на стол кожаный кофр, который до этого висел у него на плече. — Это профессиональный фотоаппарат Nikon F2 с двумя объективами и запасом плёнки Kodak. Надеемся, тебе понравится.
— Спасибо, — сказал я. — Неожиданно.
Я взял кофр, раскрыл, посмотрел. Петров с Бошировым не удержались и тоже заглянули. Там и впрямь лежал фотоаппарат Nikon и всё остальное. Включая инструкцию на английском и японском. Роскошный подарок. Долларов семьсот, не меньше.
Мы сели.
Петров посмотрел на часы. Боширов повторил его жест. Нет, они точно Рыжий и Белый клоуны, когда хотят.
— Мы рады, что тебе понравилось, — сказал Карамессинес. — Значит, извинения приняты?
— Приняты, — сказал я. — Не держу на вас зла.
— Мы, русские, отходчивые, — сказал Петров.
— Как снежные лавины в горах, — добавил Боширов. — Сошли — и снова всё тихо и спокойно.
— Русский юмор, — засмеялся Карамессинес. — Понимаю!
— Я даже вам благодарен, — сказал я. — Если бы не вы, вряд ли мне удалось бы так хорошо узнать США, как я узнал их за эти два месяца.
Карамессинес и Дакетт переглянулись.
— Не было бы счастья да несчастье помогло, как говорим мы в подобных случаях, — добавил я.
— Что ж, — кашлянул заместитель директора ЦРУ по науке и технике. — Мы… рады.
— Кстати, — вспомнил я. — Надеюсь, у Мэттью Раймонда и Circus Smirkus в целом не будет неприятностей из-за всей этой истории?
— Мы очень хотели бы на это надеяться, — сказал Петров.
— Мы были бы просто счастливы, — сказал Боширов.
Карамессинес засмеялся.
— Карл, мне кажется, или КГБ на нас давит? — обратился он к Дакетту.
— Ну что ты, Томас, — совершенно серьёзно ответил Дакетт. — Как ты мог подумать такое о наших партнёрах! Ведь они наши партнёры, верно?
— Туше, — сказал Петров и улыбнулся.
— Всё будет нормально с этим цирком, — сказал Карамессинес. — Пусть работают. В конце концов, в каком-то смысле они действительно нам помогли. Да, вот ещё что. Чуть не забыл. Возьми, Серёжа, это твоё.
Он полез в карман и выложил передо мной золотой перстень с рубином, который был у меня во время похищения в дорожной сумке во внутреннем кармашке (положил и забыл). Тот самый, с кушкинского утопленника, который я намеревался использовать для изготовления антиграва, но так и не использовал.
Я взял перстень, повертел в пальцах.
— Скажите, мистер Карамессинес, вам известен некий Джеймс Хайт, гражданин США, тысяча девятьсот тридцать шестого года рождения? — осведомился.
— Хм. Не припомню. А должен?
— Вот уж не знаю. Но видите ли, в чём дело, этот перстень принадлежал ему…
Вкратце я рассказал историю с утопленником, вытащенным из речки Кушка с помощью верёвки и живой кошки весной прошлого года. Разумеется, без упоминания гипноза. Сказал, что воспользовался невнимательностью друзей и стащил перстень с пальца.
— … так перстень оказался у меня. Думаю, тело Джеймса Хайта должны были передать американской стороне. Обычно ведь так делается?
— Передали, — сказал Петров. — Я слышал об этой истории. Но о том, что у него был золотой перстень с рубином, не знал.
— Теперь узнал, — сказал я. — Перстень мне не пригодился, поэтому я его возвращаю. В качестве жеста доброй воли, как говорится. К тому же, это будет честно. Может быть, у этого Джеймса остались родные. Жена, мать с отцом, дети, не знаю. Передайте им перстень, пожалуйста.
— Э… — протянул Карамессинес. — Окей, но почему мы?
— А кому же ещё? Вам с вашими связями сделать это проще всего, — я придвинул к нему перстень.
— Что ж, — сказал цэрэушник, забирая перстень. — Попробуем что-нибудь сделать.
По радио объявили посадку на наш рейс.
Мы поднялись, пожали друг другу руки и разошлись.
— Что это было? — спросил я.
— Думаю, «Уотергейт», — сказал Петров.
— Что такое «Уотергейт»? — спросил я.
— Отель в Вашингтоне так называется. ЦРУ буквально на днях там крепко село в лужу. Дело связано с прослушкой в штаб-квартире демократов, которая как раз в отеле располагалась. Их там фактически за руку поймали. Не демократов, понятно — ЦРУ. А тут ещё мы. То есть, ты. С тобой они тоже сели в лужу. Две лужи подряд — это слишком. С учётом того, что на носу президентские выборы — совсем швах. Вот и решили хотя бы из одной хоть как-то вылезти.
— Получилось? — спросил я.
— Чёрт его знает. Это уже высшие сферы политики, не наша прерогатива. Как бы то ни было, мы беспрепятственно летим домой. Значит, победа за нами.
— Но расслабляться я бы не стал, — сказал Боширов. — ЦРУ — это всегда ЦРУ. То есть, враг. Видел, как они тебя с перстнем хотели подловить?
— Подловить?
— Конечно, — сказал Петров. — Хайт этот — агент ЦРУ. Был в Афганистане с заданием. Сам он утонул, или ему помогли, мы не знаем. Но то, что он был из ЦРУ, знаем точно. Значит, ЦРУ прекрасно известно, что этот перстень принадлежал ему. Если бы ты сейчас его взял, то они получили бы на тебя компромат. Некритический. Но, согласись, очень неприятный. И при случае они бы им воспользовались.
— Вот же суки, — искренне произнёс я. — Не подумал об этом.
— У меня прямо в животе похолодело, когда я понял, — сказал Петров. — Предупредить тебя не было никакой возможности. Но ты сам молодец, не взял.
— Честность — лучшая политика, — сказал я.
Путь до Москвы с посадкой и дозаправкой в канадском Монреале занял тринадцать часов. Хорошо, что в аэропорту Кеннеди я догадался купить три книги.
