Шрифт:
Закладка:
— Что⁈
— Так я и думал, — кивнул Петров. — Вас держат за болвана в старом польском преферансе [4], а вы и рады стараться.
— Фак, — снова выругался Уильямс. Видимо, Петров угадал во всём и тем самым попал в больную точку.
— Почему я должен вам верить? — спросил Уильямс, который, видимо, вспомнил, что он специальный агент и послан сюда с определённым заданием. — Какую такую ценность или опасность для США может представлять фактически мальчишка, чтобы его красть, да ещё в СССР? По-моему, это вы пытаетесь держать меня за болвана. В этом, как его…
— Старом польском преферансе, — подсказал Боширов.
— Именно. Хотя я понятия не имею, кто это.
— Если коротко — несуществующий игрок, — объяснил Петров. — Есть только его карты, которыми играют другие. Самого игрока нет. Но вы и не обязаны мне верить. Хотя я говорю правду.
— Что-то меня начинает утомлять этот разговор, — сказал я. — Домой хочу. В СССР. Товарищи, верните меня домой, пожалуйста.
Специальный агент Стивен Уильямс не посмел нас задержать. Яиц не хватило. Так выразился по этому случаю Петров, когда мы уже ехали в аэропорт на арендованной машине, которую Петров и Боширов оставили неподалёку, на 19-й авеню.
Настырный репортёр Такер Ломбарди напросился с нами.
— Вы мне должны, — сказал он.
— Разве? — удивился Петров.
— Если бы не я, неизвестно, чем бы всё кончилось, — заявил Такер. — Этот фэбээровец испугался вас всех задерживать на глазах репортёра. А меня вместе с вами задержать испугался тем более.
— За что я люблю американцев, так это за самоуверенность, — сообщил Боширов. — У нас, вообще-то, дипломатические паспорта, не забыл?
Я не стал ему рассказывать, что задержать меня у мистера специального агента всё равно бы не вышло. Петров с Бошировым догадывались об этом и сами, памятуя о нашей исторической встрече с товарищем Шаниязовым Акилом Ровшановичем и его присными.
— Так и быть, поехали, — согласился Петров. — Возьмёшь интервью в машине. Под моим строгим контролем.
— Как это?
— А так, что я буду решать, на какие вопросы можно отвечать, а на какие — нет.
— Эй, у нас свободная страна!
— И у нас свободная. Что говорить, а что нет — свободное решение свободных людей. Серёжа, ты ведь не против такого моего решения?
— Не против, товарищ Петров, — подыграл я. — Полностью полагаюсь на вашу компетентность.
До аэропорта мы доехали за двадцать минут. Ничего особенного Такеру я не поведал. Сказал только, что волею случая стал обладателем очень важной государственной тайны. Настолько важной, что она представляла острый интерес и для спецслужб США. В данном случае ЦРУ. Поэтому и был похищен.
— Видимо, они посчитали, что у такого молодого человека, как я, выведать эту тайну будет гораздо легче, чем добыть её каким-то другим способом, — сказал я.
— Но что это за тайна, ради которой ЦРУ решилось на такой экстраординарный шаг⁈ — воскликнул Такер.
— На этот вопрос мы не можем ответить, — сказал Петров.
— Не можем, — подтвердил я.
— Хоть намекните, — взмолился репортёр. — Полсловечка!
Я посмотрел на Петрова. Тот кивнул.
— Научно-техническая сфера, — сказал я. — Думаю, что в скором времени ты и сам догадаешься, что это была за тайна. Потому что она перестанет быть тайной.
— Но пока — извини, — сказал Петров.
— Хорошо, тогда как тебе удалось сбежать из штаб-квартиры в Лэнгли?
— Потому что ЦРУ недооценило уровень подготовки советских школьников, которые живут на южной границе СССР, — сказал я. — Шутка. Спроси об этом у ЦРУ, окей? Как правильно уже было замечено, нельзя быть такими самоуверенными.
[1] Попался! — англ.
[2] Здорово! (Круто!) — амер. слэнг.
[3] цитата из советского фильма «Полосатый рейс» 1961 года.
[4] Петров цитирует Штирлица из романа Ю. Семёнова «Семнадцать мгновений весны», который к тому времени уже был опубликован.
Глава двадцатая
Свои и чужие. Снова ЦРУ. Домой. Здравствуй, папа!
Реактивный Боинг 707 без приключений доставил нас в Нью-Йорк за пять часов.
Я летел над страной, смотрел в иллюминатор на пушистые белые облака и землю под ними в тёмных пятнах лесов и квадратах полей, расчерченную прямыми нитками дорог и извилистыми — рек и думал о том, что два месяца, которые я здесь провёл, были не такими уж плохими. Да что там, я отлично и с большой пользой провёл время! Несмотря ни на что. Даже жалко, что не удалось нормально попрощаться с Рэйчел, Томом, Мэтом, Дэвидом и всеми остальными. Прямо полюбил я этих людей. В отличие от тех, кто меня выкрал, а затем охотился за мной по всем США.
Что же получается?
Так называемые простые американцы в массе своей ничего плохого мне не сделали (уродов вроде братьев Эвансов не считаем, такие и в Союзе имеются, достаточно вспомнить тех, кто хотел нас убить в горах под Алмалыком). Даже наоборот — помогали много и бескорыстно, поддерживали, были рядом в грустную и весёлую минуту. А вот так называемые «государственные люди» только и делали, что старались побольнее обидеть. Это что же, свойство всех «государственных людей»?
Я покосился на спящих рядом Петрова и Боширова. Как же они? Тоже «государственные люди», а я с ними, можно сказать, дружу.
Так ведь они свои «государственные люди», сказал я себе. А все эти ребята из ЦРУ и ФБР — чужие. Вот и разница. Вспомни Гарад, Западную Коалицию. Свои-то они свои, а всё равно где-то глубоко в подсознании живёт мыслишка, что когда-то их предки были врагами и стёрли с лица земли древнюю Ксаму — столицу Восточного Гарада. Мы, правда, тоже в долгу не остались… То есть, если даже гарадцы, на знамени которых начертаны слова: «Жизнь», «Созидание», «Любовь» и «Защита», бывает, мыслят подобным образом, то что говорить о землянах? В конце концов, сигнальная система «свой-чужой» на протяжении миллионов лет эволюции помогала нам выжить, и так просто её не заглушить. Да и стоит ли? В
