подождать в падавшей от здания тени. Размышлял он о Сэсси. Она была официанткой, не проституткой, поэтому ее предложение его заинтриговало. Ей постоянно приходилось общаться с тысячами сексуально озабоченных мужиков, так что глаз у нее, несомненно, был наметанным. Располагая таким выбором, почему она сделала столь недвусмысленный намек именно ему?

Андерман продолжал раздумывать об этом и десять минут спустя, когда ехал по убогой, посыпанной гравием дороге. Теперь ему доступны лишь два вида развлечений — шахматы да хорошая музыка. Может, Сэсси и это поняла? Тщеславия он лишился давным-давно и был уверен, что окружающие видят того же старика, которого ежедневно видит в зеркале он сам. Интересно, насколько освещение в борделе льстило ему?

Бордель для работяг казался мерзкой язвой на поверхности пустыни. Четыре угрюмых трейлера, окруженных опутанным колючей проволокой забором. Андерман подъехал к будке охранника и опустил окно. В будке восседал темнокожий мексиканец с обрезом, вентилятор за его спиной шевелил прямые космы.

— Что вам нужно? — спросил мексиканец.

— Ищу кое-кого, — ответил Андерман.

Следующий вопрос мексиканец изобразил поднятием бровей.

— Ручонки, — пояснил Андерман.

Лицо мексиканца превратилось в камень. Андерман подумал, что этот тип отнюдь не столь глуп, каким хотел бы казаться. Насколько он знал, хозяевами этого местечка были именно мексиканцы.

— Кого-кого? — переспросил мексиканец.

Андерман вытянул вперед руки и пошевелил пальцами.

— Ручонки, — повторил он.

Мексиканец нахмурился: юмора он не уловил.

— А вы кто такой?

— Друг.

— Никогда вас раньше не видел, — сказал мексиканец.

Благодатный холодный воздух улетучивался сквозь открытое окно, машина неумолимо нагревалась. На лбу у Андермана выступил пот. Он спросил:

— Слушайте, неужели вам кажется, что я могу представлять какую-то опасность?

Мексиканец повнимательней посмотрел на него:

— Вполне возможно, — мексиканец поднял с пола переносную рацию и спросил: — Ваше имя?

— Не валяйте дурака, — сказал Андерман.

Мексиканец нахмурился:

— Так вы не скажете, как вас зовут?

— И не подумаю, — сквозь зубы буркнул Андерман. — Лучше ответьте мне вот на такой вопрос: хорошо ли вы знаете Ручонки?

Лицо мексиканца снова окаменело. Андерман улыбнулся:

— Отлично. Я просто хотел убедиться, что мы друг друга понимаем.

Мексиканец пожевал губу и наконец сказал:

— Он вот там, за трейлером с красными дверями.

Андерман въехал на огороженный двор и вылез из машины.

Почва под ногами была мягкой, как пепел, в оставленной «Доджем» колее Андерман увидел раздавленного скорпиона. Он огибал трейлер с красной дверью, и солнце безжалостно долбило его в спину. Каждый шаг был похож на нисхождение в адово пекло.

Ручонки был там, где и предполагалось, — позади трейлера. Торс его был обнажен, и напряженная мускулатура — а ему пришлось напрячься, так как он был занят серьезным делом: отковыривал ломом приборную доску с «Фольксвагена-жука» — являла собой зрелище поистине устрашающее. «Жук» был новехоньким — на ветровом стекле еще красовались временные номера. Его владелица — конопатая проститутка в розовой ночной рубашке — стояла рядом и нервно рыла голой пяткой землю.

Андерман нашел островок тени и принялся наблюдать, как Ручонки раскурочивает машину. Правила наказания проституток, утаивающих деньги, всегда были жесткими. В каждой комнате были установлены подслушивающие устройства, и управляющие всегда знали, кто и за сколько договорился. Как только клиент расплачивался, в обязанности женщины входило отнести деньги в контору, где позже ей выплачивалась ровно половина.

— Так ты не собираешься говорить, где ты их припрятала? — спросил Ручонки уже после того, как превратил «жука» в никчемную оболочку. Он оторвал последнее сиденье и швырнул обивку к ногам конопатой шлюхи. — Или как?

— Мне нечего сказать, — мрачно ответила она.

— Ты что, думаешь, я полный идиот?

— Об этом я вообще никогда не думала.

Ручонки продолжил свою деятельность. Ну что такое немецкий инженерный гений против американского бодибилдинга? Вскоре машина выглядела совсем как «хот род»[32] — от нее остался только остов.

— Эти мишленовские шины — недешевая штучка, — сказал Ручонки, нацеливаясь ломом в передние шины. — Выбирай: мне их проткнуть или ты все-таки скажешь, где деньги?

Конопатая проститутка упрямо скрестила на груди руки. Ручонки саданул ломом в правую переднюю шину, та с оглушительным шумом лопнула. Андерман отскочил: мимо пролетел колпак. Из шины выпал маленький пластиковый пакет. Проститутка разразилась рыданиями, потом бегом бросилась к одному из трейлеров.

Андерман, сжимая в руках панаму, приблизился к Элу Скарпи. Тот строго воззрился на адвоката.

— Мистер Андерман? — удивился он, узнав подошедшего. — Странно видеть вас здесь. Ищете приключений?

— Мне надо с вами переговорить, — тихо сказал Андерман.

Ручонки натянул на лоснящийся от пота могучий торс майку и предложил:

— Пройдемте в мой трейлер. Там нас никто не побеспокоит.

— Давайте поговорим в моей машине, — предложил Андерман.

— Мне не разрешено покидать территорию. Я заперт здесь совсем как эти шлюхи.

— А разрешение вы получить не можете?

Взяв полотенце, Ручонки тщательно вытер свои действительно на удивление миниатюрные ручки. Андерман отвел взгляд в сторону — он знал, что в противном случае его клиент впадет в настоящую ярость.

— Так о чем разговор, мистер Андерман?

Андерман подошел поближе:

— Знаете, кто на днях ободрал казино «Акрополь»?

— Не знаю. А кто?

— Сонни Фонтана.

— Да бросьте, мистер Андерман! И вы, и я — мы оба знаем, что такого быть не может. Я раздавил эту гусеницу на озере Тахо.

— Вы убили кого-то другого, — сказал Андерман.

— Это невозможно.

Андерман покачал головой:

— Фонтана жив. Так как насчет того, чтобы нам с вами кое-куда прокатиться?

Андерман защищал Ручонки четырежды, и каждый раз жюри выносило оправдательные приговоры. И это при том, что во всех процессах его обвиняли в убийстве первой степени. Андерману удавалось так запутать присяжных, что они принимали сторону его клиента даже без того, чтобы Эла Скарпи вызывали давать показания под присягой, — такие показания были бы для клиента Андермана чистой воды самоубийством.

Андерман отъехал в пустыню и остановился как раз на полдороге между двумя борделями — дорогим и дешевым. Не выключая двигателя, он остановился, полез под сиденье и достал оттуда конверт из плотной оберточной бумаги. Ручонки внимательно наблюдал за тем, как под машину заползала гремучка и, казалось, даже не заметил, что конверт лег ему на колено.

— А ведь они устроили в «Цезаре» настоящую вечеринку в мою честь, — сказал он, глянув на Андермана. — Все как положено: девочки, выпивка, музыка.

— Да, я об этом слышал, — ответил Андерман.

— А еще там был праздничный торт. Раньше, когда мне приходилось кого-то убирать, никто мне таких праздников