Шрифт:
Закладка:
Преемник Филиппа, набожный Людовик VIII (1223-1226), который, еще будучи принцем, жестоко расправлялся с еретиками на юге, пытался повернуть на путь репрессий и по отношению к евреям. Он аннулировал все причитавшиеся евреям долги, которым минула пятилетняя давность, и освободил должников от уплаты процентов по новым займам; капитал по новым займам подлежал погашению в течение трех лет через тех, «кому евреи подчинены», конечно, с вычетом комиссионного вознаграждения в пользу короля или баронов. Одновременно был возобновлен договор с баронами о взаимной выдаче еврейских переселенцев. На путь решительной репрессивной политики в церковном духе вступил король Людовик IX Святой (1226-1270), оставивший по себе печальную память в еврейской истории.
В этом короле церковь нашла свой идеал монарха, покорного слуги пап. Его дед, Филипп-Август, то гнал евреев, то покровительствовал им, в зависимости от своих материальных выгод; Людовик же, не дорожа земными благами, всегда был расположен угнетать евреев во славу христианства. Рыцарь церкви, он видел свое призвание в преследовании еретиков и иноверцев; крестовые походы, внешние и внутренние, были идеалом его жизни. Незлобивый по натуре, он, однако, не знал пощады, когда дело касалось веры. Он мечтал об обращении евреев в христианство и создал особый фонд для поддержки новообращенных. Больше всего боялся он влияния иудейства на христиан и поэтому советовал мирянам не рассуждать с евреями о делах веры. Друг Людовика и летописец его царствования Жоенвиль рассказывает о таком случае. В Клюнийском монастыре шел однажды диспут о вере между евреями и монахами. Гостивший в монастыре рыцарь спросил участвовавшего в диспуте раввина: верит ли он, что Дева Мария была матерью Бога? Раввин ответил: нет. «Тогда, — воскликнул рыцарь, — вы совершаете безумство, являясь в дом Святой Девы, в которую вы не верите и которую ненавидите», и тут же ударил раввина палкой по голове. Евреи удалились, унося с собою раненого раввина. Узнав об этом победном для христианства окончании диспута, король сказал: «Пусть спорят с евреями только добрые священники, мирянин же, слыша хулу на веру христианскую, должен защищать ее мечом, вонзая его в тело богохульника насколько влезет». Со своей стороны коронованный крестоносец пускал в ход меч закона для поражения еврейства как внушительной социально-экономической силы во Франции, но ему пришлось при этом бороться с общим хозяйственным укладом страны, и тут могущественный монарх оказался бессильным.
В статуте, выработанном в Мелене (Melun) на совещании государственных чинов (1230), было объявлено, что король, «ради спасения своей души, для прославления памяти своего отца и предшественников», решил вместе с баронами впредь не дозволять евреям отдавать деньги в рост под письменные обязательства и взыскивать их судом. Тут же Людовик и его феодалы завершили дело прикрепления евреев к их владельцам, установив, что ни король, ни бароны не вправе держать на своей территории «чужих евреев», подданных другого владельца, и всякий королевский чиновник или граф, который обнаружит в чужой вотчине «своего еврея» («judaeum suum»), может его задержать как своего раба («tamquam proprium servum suum»). Таким образом крайне затруднялось передвижение евреев из королевских земель в феодальные и обратно, а также из одной феодальной области в другую. Житейская необходимость разбивала все эти рогатки. Нуждавшиеся в кредите брали деньги взаймы у евреев не под запретные письменные обязательства, а под верный залог, обеспечивавший и капитал, и проценты. Все эти распоряжения вносили расстройство в торговый оборот и содействовали только размножению ростовщиков-христиан, которые, не смущаясь церковным запретом, отдавали деньги в рост рыцарям и торговцам. Готовясь к крестовому походу на Восток в 1247 году, король задумал перед отъездом совершить богоугодное дело: изгнать евреев из своих владений и конфисковать их имущество, но благочестивое желание короля не могло осуществиться вполне: были конфискованы только имения некоторых евреев. По возвращении из шестилетнего бедственного похода король опять принялся за евреев. Его религиозная совесть была неспокойна: ведь королевская казна получает пошлину со всех торговых сделок и кредитных операций евреев, а следовательно, он, христианнейший король, участвует в ростовщичестве — вывод совершенно верный. И вот Людовик издает декреты (1257-1258), чтобы всем христианским должникам или их наследникам были возвращены уже взысканные по займам проценты. Были назначены особые комиссары, которым поручалось рассматривать повсеместно такие долговые обязательства и удовлетворять претензии должников.
Как реагировали евреи на все эти эксперименты благочестивого короля, можно видеть из сохранившейся речи тогдашнего раввина, по всей вероятности апокрифической, но верно отражающей тогдашнее настроение французских евреев. Рассказывают, что в округе Нарбонны один из королевских декретов о частичном аннулировании еврейских займов вызвал большое волнение. В Нарбонне состоялось собрание представителей еврейских общин для обсуждения создавшегося положения. В собрании присутствовал и местный губернатор, по-видимому также недовольный вмешательством короля в дела автономной провинции. Здесь выступил с речью нарбоннский раввин Меир бен-Симон, известный апологет и полемист[2]. Оратор говорил о привилегиях, которые давались евреям предшествующими французскими королями со времени Карла Великого, и при этом напомнил об услугах, некогда оказанных евреями Карлу в войне за Нарбонну с арабами. Ныне же, продолжал раввин, евреи поставлены в тяжелое положение несправедливыми мерами короля Людовика. Евреям запрещают переселяться из земли одного сеньора в землю другого, но что же делать тем, которые не находят средств пропитания в месте своего жительства? При переезде из одного города в другой от них требуют уплаты особой пошлины у городских ворот. Король приказал губернаторам не оказывать евреям поддержки при взыскании долгов у христиан, между тем как евреев обязывают платить то, что они должны христианам. Евреям запрещают отдавать деньги взаймы на проценты или «с прибылью», не делая различия между чрезмерным «ростом» (usurae) и законной прибылью с капитала, которая не запрещена ни Библией, ни законами христианских императоров. А между тем без этих финансовых операций не могут жить ни евреи, не имеющие доступа к другим профессиям, ни христиане, от сеньора до крестьянина, которые часто вынуждены прибегать к займам. Сколько раз евреи-финансисты выручали в трудных случаях королей, сколько побед было одержано армиями, снаряженными на еврейские деньги!..
Красноречивые доводы раввина едва ли дошли до Людовика Святого, да и трудно было подействовать такими доводами на короля, который гораздо больше интересовался состоянием церквей в Святой Земле, чем благосостоянием Франции. Ведь даже борьба Людовика с денежной торговлей в обычных тогда формах кредита
