Шрифт:
Закладка:
- Ого, да ты резкий паренек, я посмотрю.
Гай перегнувшись через стол с интересом рассматривал поверженного.
- Старые привычки, - пожал плечами Макс и одним глотком допил пиво.
Его комната, которую временно предоставили ему после тюрьмы, больше напоминала клетушку два на три метра. На полу матрас, остальные удобства в коридоре. Со стороны стены выходящей на улицу ящик для почтовых дронов. На потолке тусклый, почти не разгоняющий мрак, светильник.
- Без разницы, - сказал Макс.
Скинул берцы, бросил куртку прямо на пол и завалился спать.
- Я помню, Кэтрин, - прошептал он, не открывая глаз, - я все помню. Подожди ещё немного, малышка.
С утра он снова пошел за работу и начал сосредоточенно менять одни детали на другие. Гай откинулся на стуле и закинул ноги прямо на стол, поверх нерабочих плат.
- Ты же не думаешь серьезно, что мы здесь выполняем какую-то супер-важную и нужную работу, а?
Макс замер с деталью в руках.
- Эм?
- Да херня это всё.
Гай закатал рукав нейлоновой куртки, обнажив инсептор на локтевом сгибе.
- Роботы со всем этим справились бы на раз-два. Но этим, - он показал пальцем куда-то вверх. – Этим нужно, чтобы ты думал, будто у тебя есть иллюзия работы, занятости, полезности, может. Если у тебя, конечно, есть такое обостренное чувство - быть нужным.
Он достал из кармана куртки коробочку и вынул из неё маленькую ампулу с голубой жидкостью.
- Херня это всё, - повторил он.
Гай вложил ампулу в инсептор, послышался тонкий звук работы поршня, и он вытянулся, блаженно улыбаясь, а его глаза стали масляными.
- Ты всегда философствуешь с утра пораньше, - спросил Макс, - или это уже не первая твоя ампула сегодня?
Гай пропустил вопрос мимо ушей и медленно продолжил.
- Слышал когда-нибудь историю, что в двадцатом веке индийский чай считался самым лучшим, а?
- Нет.
- Говорили, это потому, что индусы собирают чай вручную. Тысячи, сотни тысяч маленьких работящих индусов выходили на чайные плантации и руками собирали чайные листья. Листочек к листочку, час за часом, год за годом…
- И что?
- А то, друг мой, что работу, которую тысяча индусов делала за день – мог сделать один комбайн. Один-единственный. И ему не надо было отдыхать, спать или ныть о своих правах в профсоюзе. Но на плантациях работали вручную. Потому что как только на плантацию выползал один комбайн – тысяча индусов становилась безработной. А скучающий, безработный человек, которому нечем заняться, которому нечего терять – опасен.
Он глубоко вдохнул, задержал дыхание, выдохнул.
- Вот и мы с тобой, брат, собираем здесь листочки. Один к одному, один к одному…
Зрачки его расширились, глаза закатились, и он впал в дрёму.
Гай очнулся уже только к концу рабочей смены. Кинул ленивый взгляд на счетчик на дисплее, сигнализирующий о том, что дневная смена не выполнена, равнодушно пожал плечами.
- Тебе же не заплатят. Тебя совсем не волнует, что ты плохо выполняешь свою работу? – спросил Макс.
Гай зевнул.
- Эти ваши оценочные критерии, дорогой мистер Валенштайн, не имеют под собой никаких оснований. Настоящий самурай, вроде меня, всегда выполняет работу идеально. Разумеется, в меру собственной компетенции, знаний и мастерства. Так что, выполненное им – всегда идеально и безупречно, с его точки зрения. А все эти ваши «хорошо», «плохо», «не выполнил рабочую норму» - оценки для плебеев, вроде тебя.
- Ого, - сказал Макс. – Какая редкая мудрость. Ты себе поставил имплантат на интеллект?
- Ты просто грязный завистник, Валенштайн.
- А ты, по-моему, - сказал Макс, - балабол, а не самурай.
Гай вскочил и изобразил несколько жестов, символизирующих, очевидно, приемы каратэ.
- Я ниндзя! И ты сейчас ходишь по очень тонкому лезвию катаны. Но я прощаю тебя на первый раз, глупый гайдзин.
Он с размаху плюхнулся на край стола Макса.
- У тебя какие планы на вечер, бигфут? Надеюсь, пойдешь в общественную библиотеку, чтобы готовиться к поступлению в вечернюю школу? Хочешь закончить все-таки второй класс, наверстать упущенное в таблице умножения?
Валенштайн потянулся, с наслаждением разминая плечи.
- Что-то около того. Планирую завалиться к себе в нору, взять упаковку пива и упиться ей до беспамятства. В армии такие невинные развлечения были доступны нам слишком редко, хочу сегодня наверстать упущенное в этом.
- Грандиозно, - Гай воздел руки к небу. – Что мне в тебе нравится, Валенштайн, так это то, что ты не строишь вселенских планов. Помыслы твои низки и приземлены, а разум твой парит столь невысоко, что цепляет крыльями землю. Ты словно говоришь миру – иди к черту, Вселенная, со своим бесконечным многообразием форм жизни и доступных услад. У меня сегодня пиво, а завтра похмелье, и больше мне от тебя ничего не надо.
Макс подавил смех.
- Ну-ну. Очень хотелось бы на фоне этих заявлений услышать твои сегодняшние планы, ниндзя ты межгалактический.
Гай гордо задрал нос и закинул ногу на ногу.
- Я собираюсь завалиться в Сеть по полной. Я давно там не был, и у меня теперь сетевая ломка. И поскольку моё правление мудро и милосердно, я поддамся на твои жалостливые уговоры, и возьму тебя с собой.
- Звучит скучно, до тошноты, - сказал Макс. – В тюремной капсуле не насиделся?
- Ты называешь тюремные кресла – капсулами? А компьютеры как, по-твоему, зовутся? Электронно вычислительными машинами? Ты в каком веке живешь, дедуля?
- В восемнадцатом. И тебе советую, юнец, здесь гораздо лучше.
- Ничего ты не понимаешь, - обиделся Гай. – Миллиарды терабайт информации, виртуальные миры, бесконечный полет фантазии, самые роскошные красавицы, которые только может породить искусственный интеллект у тебя под рукой – всего-то надо надеть на башку шлем и воткнуть коннектор. А ты мне тут сравниваешь океан и грязную лужу, которая у тебя с потолка натекла.
Макс