— Столько же времени и меня там не было. Ты хороший человек, возьми этот платок, когда увидимся дома, ты мне заплатишь.

Всовывая платок в глубокий карман своей шинели, солдат стал оглядываться за пору­ченным его надзору мальчиком. Мальчик исчез. Инвалид остолбенел от ужаса.

— Господи, Боже! — вскрикнул он; — где мой рекрут?!

— Разве у тебя был рекрут?

— Да, маленький такой, еврейчик; Господи, куда же он делся?

— Маленький мальчик, с черными волосами, в серой шапке?

— Да, да!

— В темно-синем сюртучке, с узелком в руках?

— Да, да!

— Он, кажется, вошел в тот шинок; там найдешь его, шалуна.

И бородатый человек повернул за угол, где ожидал его товарищ.

— В безопасности? — спросил он послед­него.

— Совершенно. В то время, как ты бол­тал с солдатом, я увел мальчика на квар­тиру к остальным. Мы можем сегодня же ночью двинуться в путь.

Ночь была темная; на небе ни одной звез­дочки; на дороге — ни одного путника; ветер стонал под тяжестью облаков, которые он переносил на своих крыльях.

В пограничном русском местечке Н... все было уже объято глубоким сном, только ворота одной гостиницы были еще открыты. Там горела еще свеча и усталый хозяин по­лудремал за прилавком пустой комнаты. Оче­видно было, что здесь кого-то еще ждут.

Наконец прибыли ожидаемые гости; хо­зяин вышел в переднюю и осветил телегу, на которой сидели двое мужчин.

— Шолом-алейхем!

— Никого нету? — спросил один из при­ехавших, соскакивая с телеги.

— Ни души!

— Так помогите детям выйти.

— Сколько их?

— Четверо.

На телеге лежало сено, пустые бочки и раз­ные другие вещи, и между ними четыре маль­чика в самом жалком состоянии, дрожавшие от страха и холода. Когда ворота затворились за телегой, мальчики выползли из своего поме­щения, в котором они лежали точно упакован­ные, и боязливо теснились друг к другу, держа в руках узелки — все достояние, которое они взяли с собою из родительского дома.

— В комнату! — скомандовал один из во­жатых, и мальчики поспешили в гостиницу, где им дали хлеба и водки. Ни один из несчастных мальчиков не осмелился сказать ни одного слова этим мрачным людям; точно немые жались они в уголке. Час прошел ужасно медленно. Дети начали дремать. Они привыкли в эту пору наслаждаться уже спо­койным сном в объятиях отца или матери. Вдруг суровый голос контрабандиста разбу­дил их.

— Живо ребята! — сказал он, — вперед!

Они поднялись и, протирая глаза, направились к выходу.

Телега и лошади остались в гостинице; дорогу приходилось теперь продолжать пешком.

Гостиница затворилась за путешественника­ми, которые молча отправились... Ночь была, темная и бурная.

Вскоре они спустились к лесу. В этом лесу стоят пограничные столбы России и Ав­стрии и разъезжают пикеты казаков, поджи­дающие контрабандистов.

Решительная минута приближалась.

Осень высушила листья деревьев; силь­ный ветер срывал теперь эти желтые листья, которые с шумом падали на землю; иссохшие ветви также хрустели под уда­рами ветра. Господь послал его для того, чтобы не слышно было шагов ночных пут­ников по хрустевшим листьям. С затаен­ным дыханием, с вытянутою головою, всецело превращенные в слух и зрение, оба вожатые опытным шагом пробирались между деревья­ми. Дети следовали за ними. По временам вожатые, испуганные каким-нибудь шумом, или обнаженным деревом, останавливались — точно пригвожденные. Потом снова осторожно подвигались вперед. Дорога казалась нескон­чаемою; минуты тянулись часами.

Тяжел, горек хлеб, пожинаемый при свисте пуль, и проклятье Божье «ты будешь в поте лица твоего добывать хлеб свой» — благодать в сравнении с этим ремеслом.

Обетованная земля не могла уже быть да­леко; до кордона оставалось, по всей вероят­ности, несколько сот шагов.

Решительная минута наступила.

Вдруг недалеко послышался лай собаки. Маленький караван остановился, точно ока­менелый. Как овцы, теснящиеся около своего пастуха при приближении волка, прижались дети к своим испуганным вожатым.

Вблизи послышались голоса. — Контрабан­дисты, точно по условленному знаку, разом подняли каждый по круглому камню и бросили их с такою ловкостью, что камни полетели далеко через верхушки деревьев того места, где находились казаки. Шум этого падения з ввел в заблуждение пограничных стражей и отвлек их внимание в противоположную сторону. Затем, с быстротою мысли, контра­бандисты схватили на руки двух младших мальчиков и побежали во всю прыть поперек леса; другие два мальчика следовали за ними, пыхтя и задыхаясь. Кордон остался позади беглецов! Но они все еще не смели остановиться; ведь казаки легко могли пре­следовать их и за границей и захватить даже на Австрийской земле... А там кто освобо­дил бы их и принял бы их сторону? По­этому они продолжали бежать, сколько хвата­ло силы, и наконец, когда восток уже на­чал озаряться лучами солнца, упали на голую землю, совершенно изнеможенные и облитые потом.

Они были спасены!

Через час они входили в один Австрий­ский город, приютивший уже много таких моло­дых беглецов; которые приходили туда искать убежища в таком же бедственном поло­жении. Здесь, около первого же дома, кончалась работа контрабандистов и принятая ими на себя обязанность, здесь имели они уже право предоставить малюток их собственной судьбе.

— Ступайте налево в эту улицу, сказали они несчастным детям; там вы увидите молитвенный дом, желтый с большими свод­чатыми окнами, войдите туда, и там найдете евреев, которые о вас позаботятся.

Контрабандисты исчезли. Дети остались одни. Боязливо вступила маленькая группа в божий дом; усталые, полусонные, изнеможенные стра­хом, голодом и холодом, бедные малютки едва держались на ногах. Несколько молель­щиков, еще остававшихся в синагоге, тотчас же окружили несчастных.

Сострадание присуще всякому еврею.

— Из России? — спросили они.

Дети утвердительно кивнули головой.

— Имеете вы здесь родственников?

Дети сделали отрицательное движение.

— Куда вы хотите идти?

Мальчики пожали плечами.

— Кто вас привез сюда?

— Два контрабандиста, реб-Иона и реб-Лейб.

— Где они?

— Не знаем.

Откуда в самом деле могли это знать малютки? Люди, занимающиеся этим опасным ремеслом, имеют сильные руки, они храбры до дерзости, ноги уносят их на далекие пространства, глаза их проникают темноту, но у них нет сердца. Дети, которых они освобождают и переправляют через гра­ницу — для них ничто иное как вещи, пред­меты торговли, они доставляют их на место назначенья и затем более не заботятся о них. Кончив работу, они в туже ночь снова крадутся на место своей деятельности, чтобы новою хитростью освободить новых рекрутов, подвергнуть себя новым опасно­стям и снова пробраться через кордон, окруженный казаками, точно живой стеною.