Райли закрыл глаза и прогнал из головы эти тревожные воспоминания. Через несколько мгновений сон снова одолел его, но на этот раз в темноте поджидали другие твари. Их острые зубы светились в невероятном свете невидимой луны, и где-то в тени кричал его лучший друг Бен.

10

Бен Тасвелл кричал, но его никто не слышал – во всяком случае, никто из тех, кому было не все равно. Он находился в какой-то темной, пахнущей плесенью пещере, центр которой пронзал тонкий луч утреннего света. С потолка к колонне, стоящей у края тьмы, спускалась шаткая лестница. Под ногами у него была грязь и что-то мелкозернистое, вроде песка, но когда он провел по смеси пальцами, обнаружилось, что в ней есть каменные крошки.

И запах. Боже, запах был ужасным. Влажный смрад заплесневелой гнили, как в тот раз, когда он забыл убрать скошенную траву из папиной газонокосилки. Запах был таким резким, что его едва не вывернуло прямо на месте. И теперь, когда он лежал, распластавшись на пыльном полу этой пещеры, он почувствовал, как в животе у него снова закрутило.

«Нет», – сказал он себе, но спазмы в животе были ужасными, словно чьи-то руки щипали внутренности. Перед глазами плыли цветные пятна, в голове звенело. Усиливающиеся спазмы поднимались к самому горлу. Бена охватил ужас, когда он понял, что внутри него витает заплесневелый запах пещеры. Он чувствовал его вкус, зловонные потроха времени и земли, разлагающиеся во рту, в горле, в животе.

Бен закричал во тьму, но его голос заглушил рвотный рефлекс, и он попытался проглотить жуткую грязь, сочащуюся из горла. Паника охватила его, когда он понял, что эта слизь лезет у него и из ноздрей. Он вытер нос тыльной стороной руки и увидел на коже черное пятно. Оно двигалось, извивалось, как червь, который вылез на поверхность, привлеченный шумом дождя.

– О боже, – воскликнул Бен, вытирая руку об землю, в попытке очиститься от этой гадости.

– Бога здесь нет, дитя, – произнес хриплый голос. – Но есть я, и я могу избавить тебя от мучений.

Запаниковав, Бен с трудом поднялся на ноги, но резкая боль пронзила его внутренности. Согнувшись пополам, он жестко упал на колени. С губ свисали толстые нити черной жижи, собираясь в лужу под ним. Содрогаясь, Бен посмотрел сквозь цветные вспышки в глазах вверх, на ореол света. Там стоял человек, смотрящий на него сверху вниз, его лицо было скрыто тенью, а голубые глаза пронзали тьму.

– П-помогите мне, – взмолился Бен, но человек отвернулся.

– Я могу помочь тебе, дитя.

Хриплый голос был ближе, и Бен повернулся к окружающим его теням. Сперва он видел лишь темноту, поскольку был ослеплен идущим сверху солнечным светом. Фигуры кружились перед ним, фантомы, вызванные страхом, охватившим разум. Он попытался сдвинуться с места, но мышцы взвыли от боли, а спазмы в животе усилились.

Сейчас он слышал шаги. Равномерные шаги, сопровождаемые хрустом каменной крошки.

– Мой бог – живой, дитя, и он говорит через меня. Путь к спасению лежит через страдание. Все остальное – ложь. Твоя маленькая головка была забита ложью с самого рождения, дитя. Эти стены вокруг нас показывают более простой путь, путь истины. Эти Старые Обычаи были написаны задолго до того, как Бог лжи укоренился в этом мире.

Джейкоб Мастерс появился из тени и обхватил лицо Бена руками. Цветные пятна, плававшие перед глазами мальчишки, рассеялись, и на мгновение он с полной ясностью увидел перед собой чудовищное лицо. Мерцающие глаза освещали потрескавшийся лик мертвеца, плоть превратилась во влажное гниющее месиво. Из дыр на лице лезли черные щупальца, и перед тем, как под тяжестью этого невероятного ужаса разум Бена, наконец, треснул, он заметил, как извне к нему приблизился его друг Тоби.

– Это его воля, – произнес Тоби. – Его воля и Старые Обычаи неразделимы.

Мучительная боль пронзила грудь Бена, и из горла у него вырвался хриплый крик. «Он настиг меня, – подумал он. Страшила настиг меня. Прости, Дэниел. Простите, мама и папа. Я та…»

Джейкоб Мастерс положил руку на лицо Бена и сжал.

– Страдание – единственный путь к спасению, дитя мое. И ты еще до него не добрался.

Глава одиннадцатая

1

Джек сбавил скорость рядом с большим деревянным почтовым ящиком, на котором обшарпанными белыми буквами было написано «БУТ». Припарковался на подъездной дорожке позади побитого красного минивэна. Задний бампер фургона был покрыт с обоих концов ржавчиной и вмятинами. Через левый угол заднего стекла тянулась тонкая трещина, под которой висела «религиозная» наклейка. Надпись на ней гласила: «Он воскрес!»

Джек вздохнул, и впервые с тех пор, как покинул Стауфорд, задался вопросом, что он здесь делает. Его бабушка, наверное, хранила визитку этого человека не просто так, но почему? Неужели у Бабули Джини имелась тайная страсть к антропологии?

Единственным человеком, который мог ответить на этот вопрос, был сам доктор Бут, но Джека едва не одолели сомнения, когда он заметил наклейку на стекле фургона. Он знал, что за люди щеголяют подобными лозунгами. Они преследовали его всю жизнь. Бабушка потеряла глаз, пытаясь спасти Джека от таких людей. Этот поступок принес ей издевательства со стороны жителей города и преследование со стороны мужчин в белых одеждах, мужчин, пришедших посреди ночи, чтобы поджечь ей двор. Они были из тех людей, которые прикрывались своими религиозными убеждениями, сыпали отрывками из Священного Писания, соответствующими их взглядам. Они верили, что делают богоугодное дело.

У этих трусов были сыновья и дочери, которые высмеивали Джека, его братьев и сестер. И в некотором смысле раны от их уколов и оскорблений так и не зажили. Во всяком случае, у Джека. Он смотрел на свое отражение в зеркале заднего вида, прокручивая в голове все те гадкие прозвища, которыми его называли в школе. Даже учителя относились к ним с осторожностью и презрением. Они были живыми напоминаниями о грязной тайне Стауфорда.

Джек осознал, что сжимает руль так, что у него побелели костяшки пальцев. Нас называли «Стауфордской шестеркой». Проклятыми детьми Девилз-Крика.

Разве постоянные насмешки и это клеймо не были причиной, по которой Бабуля Джини велела ему уехать и не оглядываться назад? «Это место не для тебя, – сказала она. – Когда закончишь школу, ты не должен возвращаться в Стауфорд. Мы оба знаем, что тебе здесь ничего не светит, Джеки. Всю твою жизнь это место