— Как я сюда попал? — усмехнулся я. — Вошел с улицы через дверь, а потом поднялся наверх. — Полагаю, моя репутация внушает достаточно доверия, чтобы ваши почтенные сослуживцы воздержались от лишних вопросов.

Мне даже не пришлось врать: я честно сообщил дежурному на первом этаже, что обладаю информацией, связанной с гибелью императора и покушением на великую княжну Елизавету. И сообщить ее следовало не кому иному, как начальнику четвертой экспедиции — его высокородию Илье Ивановичу Соболеву.

И всенепременно лично, с глазу на глаз.

Меня тут же пропустили без каких-либо разговоров. Местные наверняка уже давно знали о моем участии в событиях последних месяцев. И, похоже, не заподозрили никакого подвоха. А серое четырехэтажное здание на углу Адмиралтейского проспекта и Гороховой определенно было не тем местом, куда люди приходят, не имея на то особой надобности.

Впрочем, его высокородие, по всей видимости, был на этот счет иного мнения.

— Сослуживцы? — недовольно повторил он. — Однако пришли вы ко мне. И, смею заметить, сделали это без приглашения.

— И приношу свои глубочайшие извинения. — Я пожал плечами. — Однако нашу беседу ни в коем случае не стоит откладывать.

— А вот это уже решать не вам, господин курсант. Если уж так хочется потратить мое время — будьте любезны вернуться, когда я сам назначу встречу. А сейчас, уж простите, вынужден попросить вас откланяться. Мне нужно работать.

Да уж. Этот орешек так просто не разгрызешь — крепкий. За годы службы Соболеву наверняка не раз и не два приходилось вышвыривать всяких просителей и прочих господ, вдруг решивших, что могут вот так запросто заявиться в начальственный кабинет со своими требованиями. Его высокородие не забрался бы так высоко по карьерной лестнице, не отрасти он зубы.

Вот только мои были куда острее. А практика таких вот закулисных схваток — куда солиднее. И пусть в этой жизни мой послужной список сводился к противостоянию с Грачом и ныне отставным физруком Каратаевым, в прежней я сотни раз вот так заходил к старшим по чину, раскладывал все по полочкам, давил…

И все они делали то, что я считал нужным — так или иначе.

— Работать? Что ж, славно — ведь именно этим я и предлагаю заняться. — Я шагнул вперед. — В конце концов, расследование покушения на ее высочество Елизавету Александровну — это ваша задача, а не моя.

— Что вы себе позволяете⁈ — Соболев грозно нахмурился. — Мальчишка, первокурсник…

— Первокурсник и мальчишка, — кивнул я. — Как пожелаете. Но вашему высокородию придется меня выслушать. Или у меня может возникнуть желание отправиться в какой-нибудь другой кабинет. И уже там рассказать о вашей связи с покойным Резниковым. От которого вы не так давно получили кругленькую сумму.

— Ложь. Ложь и клевета.

Соболев ответил быстро… Слишком быстро — и на этот раз на его лице не мелькнуло даже тени удивления. Значит, уже готовился и к такому разговору, причем с кем-то посерьезнее курсанта-первогодки.

— Признаю, вы неплохо спрятали свои грязные делишки с террористами. Движение наличных средств почти невозможно отследить, — продолжил я. — Но все-таки мои люди справились. И если следствие поинтересуется поступлениями на счет фирмы, которой владеет ваша супруга…

— Какая несусветная чушь. — Соболев презрительно ухмыльнулся. — Даже если кому-то взбредет в голову обвинить меня на официальном уровне, любой мало-мальски грамотный адвокат разнесет эту версию в пух и прах.

В его высокородии определенно пропадал великий актер. Не будь я на все двести процентов уверен, что Корф не ошибся, отслеживая цепочку, по которой капиталы двигались со счетов «Конвоя» — пожалуй, и сам начал бы сомневаться.

— Никто и не станет вас обвинять. — Я оперся ладонями на стол. — Если я расскажу все его сиятельству Николаю Ильичу Морозову, он наверняка пожелает проверить столь интересную теорию. Правда, человек его положения не станет размениваться по мелочам и дергать следователей. А просто заявится прямо сюда, и уже четверть часа вы выложите все. И признаетесь даже в том, чего никогда не делали.

Репутация у Морозова была соответствующая. И пусть старик умел держать себя в руках, а свои действия — в рамках имперского законодательства, в случаях, подобных этому, в нем снова просыпался солдафон. Грозный, сердитый и уж точно способный действовать, не оглядываясь на каких-то там чинуш из кабинетов. А лояльные ему генералы и члены Совета не поленились бы разобрать это здание по кирпичикам, чтобы выбить из Соболева все, что ему известно.

Особенно сейчас, когда в столице и без того становилось все жарче и жарче.

В общем, я разве что приукрасил возможные события. И оказался весьма убедителен — беднягу явно проняло. Он все еще пытался напустить на себя независимо-презрительный вид, но его ледяная броня вовсю трескалась и осыпалась на пол, оставляя передо мной перепуганного мокрого человечка, наверняка уже вообразившего, что и как именно с ним может сделать всемогущий глава Совета Имперской Безопасности.

— Я… я вас слушаю, господин курсант, — пробормотал Соболев.

— И с этого нам и следовало начать беседу — сэкономили бы целую кучу времени. — Я с улыбкой уселся на стул напротив. — Тем более что я и сам отчаянно желаю дать вам возможность спастись. В конце концов, у нас с вами сейчас есть и общие цели.

— И какие же?

— Полагаю, мы оба заинтересованы, чтобы следствие шло без лишней шумихи, ваше высокородие. — Я чуть понизил голос. — Мне нужен свой человек в Третьем отделении. И если потрудитесь рассказать все, что вам известно о покушении на ее высочество Елизавету Александровну, мои друзья, вероятно, смогут сделать так, чтобы последствия предательства не стали для вас смертельными.

— Боюсь, ваши друзья будут разочарованы, — вздохнул Соболев. — Я лишь прикрывал деятельность уже известного вам «Конвоя».

— А потом убили Резникова, не так ли? — продолжал наседать я. — Чтобы он не рассказал следствию о ваших с ним делишках. Ведь отпустить вы его уже не могли — слишком много внимания. Попади такой свидетель на дознание к членам Совета…

— Нет! Я этого не делал!

— А мне кажется — сделали. — Я развел руками. — Вас многое связывает. И успей сыскари как следует его допросить — могло бы всплыть… могло бы всплыть все. А еще покойный вам верил, поэтому и подпустил