Карл подошел к слонихе, остановился и что-то сказал ей. Затем он начал медленный обход слонихи, что­бы приблизиться к выключателю. Нефертити взмахнула хоботом, элегантно перехватила Карла поперек живота и одним махом водрузила себе на спину. С Карла слетела шляпа. Слониха подобрала шляпу и рысцой побежала по лужайке. Карл сидел на спине, ближе к голове, и держался за уши Нефертити. Лицо его было сосредоточенным.

Нефертити скакала по лужайке, ликуя и трубя. Время от времени из хобота вырывалось в виде боевого клича:

— На дворе трава, на траве дрова!

Мы окаменели. Ну не стрелять же в нее, в самом деле! Тем более что стрелять было нечем.

Слониха подбежала к воротам, бережно сняла Карла, поставила на ноги и надела на него шляпу. Затем она сделала то, чего уж никто не ожидал. Она изогнулась, насколько позволяла механика, протянула хобот к хвосту и с возгласом «Оп-ля!» сама себя выключила. Она дернула себя за хвост, прекратив тем самым сознательное существование.

Это напоминало крошечное самоубийство.

Карл был чуть бледнее обычного. Ни слова не говоря, он сел в черную «Волгу» и уехал. А мы принялись грузить Нефертити на платформу. Всякие «майна» и «вира» применительно к слонихе звучали немного сюрреалистически.

8. ПРОЦЕСС ОБУЧЕНИЯ

Результаты испытаний Нефертити вкратце можно было сформулировать следующим образом:

1. Кое-что не работает.

2. Кое-что работает не так, как нам бы хотелось.

3. У Нефертити отсутствуют агрессивные замыслы.

В последнем нас убедила ее проделка с Карлом и последующее самовыключение. А первые два пункта не удивляли, поскольку при работе с самообучающимися системами удивляться не приходится.

Следующим этапом рабочей программы стало обучение Нефертити. Я собственноручно промыл ей мозги, стерев в памяти все скороговорки и стишки, после чего в голове Нефертити стало пусто, как у первокурсника перед экзаменом.

Предстояло заполнить голову полезной информацией.

Словарь и набор правил грамматики мы переписали с магнитной ленты нашего вычислительного центра. Оттуда же мы взяли набор магнитных дисков, на которых была записана информация по важнейшим отраслям знаний. Все это мы ввели в память слонихи. За неделю Нефертити прошла путь познания от грудного младенца до выпускника вуза.

Дальше мы стали учить ее человеческому общению. Эту стадию уже нельзя было формализовать, по­этому со слонихой занимались индивидуально. Были организованы три курса общения, которые шли параллельно.

Карл общался со слонихой два часа в день по общим вопросам. Непредсказуемый, как всегда, максимально засекретил свою деятельность. Он спускался на первый этаж, выгонял всех и начинал урок. Через два часа, обычно в приподнятом настроении, он возвращал Нефертити нам и удалялся в свой кабинет.

Наша троица — Мыльников, Андрюша и я — общалась с Нефертити по специальным вопросам и проблемам литературы и искусства. Женская часть моего отдела вступала вслед за нами и болтала на бытовые темы: семья, дети, прачечная, химчистка, магазин.

Обычно первым нашим вопросом к Нефертити было:

— О чем вы сегодня разговаривали с шефом?

Слониха признавала только термин «шеф» или по имени-отчеству. Карл сумел внушить ей безграничное уважение.

— Мы говорили... Мы говорили об эволюции,— томно сообщала нам Нефертити. Она произносила это с такой интонацией: «Вам все равно не понять».

Или она говорила:

— Мы с шефом обсуждали планы проникновения.

— Куда? — спрашивал я.

— В область подсознательного! — торжествующим голосом говорила слониха.

Мы с Андрюшей беззвучно ругались и начинали свой симпозиум. Особенно меня бесило то, что Нефертити разговаривала голосом Людмилы.

Поговорив два часа о творчестве Достоевского или о функциях Бесселя, мы несколько прибирали ее к рукам и добивались должного внимания и уважения. Но первые полчаса после Карла были невыносимы.

Однажды Нефертити сообщила:

— Карл Карлович сетовал на интеллектуальный вакуум.

Она так и сказала: «сетовал». Я скрипнул зубами от злости.

— Где? — спросил я.

— Что — где? — высокомерно спросила слониха.

— Где находится этот вакуум, на который он сетовал? — ядовито перевел Андрюша.

— В окружающей нас действительности.

— Дура! — выкрикнул Мыльников и выбежал из помещения.

— Что значит «дура»? — поинтересовалась она.

— Дура — это значит неумная женщина,— произнес Андрюша.

— Да, женщины, как правило, чрезвычайно неумны,— вздохнула Нефертити.

Андрюша выбежал за дверь без слов. Я представил, как они с Мыльниковым курят сейчас на лестничной площадке и кроют Нефертити в хвост и в гриву. Им хорошо!..

— Ну и что же вы с Карлом решили насчет вакуума? — спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

— С Карлом Карловичем,— поправила слониха.— Увы, это безнадежно! Таков удел всех гениальных умов — находиться в атмосфере интеллектуального вакуума.

— В атмосфере вакуума! — передразнил я ее.— Ты хоть выражайся по-русски!

— Я вижу, что тебе трудно понять,— сказала она.

Вот такое было у нас общение. У женщин дело шло как по маслу. Нефертити не была с ними высокомерна. Она быстро научилась надевать маску «души общества», и они втроем (без Варвары) неутомимо чесали языки. Как-то раз я застал следующую картину.

Людмила и Галочка, развалившись в креслах, пили чай, а Нефертити стучала отростком хобота по клавишам Галочкиной машинки. Машинка стояла на столике, придвинутом к морде Нефертити.

Я подошел и заглянул в листок. Там были стихи:

Зачем любовь незримо правит миром?

Я говорю, лобзая и стыдясь:

— О да! Ты был, ты был моим кумиром,

Но порвалась пленительная связь!

Я подождал, пока она допечатает «пленительную связь», и вытащил листок из машинки.

— Что это? — спросил я, помахивая листком.

Нефертити выхватила листок у меня из рук и положила себе на спину — так, чтобы я не мог до него дотянуться.

— Тиша, не мешай нам,— сказала она игриво.

— Это стихи, Тихон Леонидович,— невинно произнесла Галочка.— Нам с Тити нравится.

Она сказала «Тити» на французский манер с ударением на последнем слоге.

В это время зазвонил телефон. Нефертити подняла трубку хоботом и поднесла к уху.

— Я слушаю,— сказала она.

Я не сразу сообразил, что слониха работает в автономном режиме. На наших уроках она тоже работала автономно, но двигательные органы мы отключали.

— Здравствуй, Софочка! — воскликнула Нефертити.— Нет, сейчас выйти не могу. У нас урок с Нефертити. Она передает тебе привет... Спасибо... Да, бери сорок шестой, если финские, а если итальянские, то сорок восьмой.