Круговорот времен года влияет едва ли не на каждое человеческое начинание. Когда люди занялись сельским хозяйством, ритмический ход времен года для них не мог не отождествиться с судьбой самого их общества. Цикл неравномерной упорядоченности в форме и движении луны казался таинственным знамением для благополучия человека, скота и посевов, неразрывно связанным с тайной рождения. С этими большими ритмами были связаны ритмы возвращающихся циклов развития от семени до зрелости, снова воспроизводящей семя, воспроизводства животных, отношения самки и самца, вечного круга рождений и смертей.

На жизнь человека прямо влияет ритм бодрствования и сна, голода и насыщения, работы и отдыха. Длинные ритмы аграрных работ благодаря развитию ремесел были разбиты на более мелкие циклы, воспринимаемые непосредственно. Благодаря обработке дерева, металла, волокон и глины превращение сырья в конечный результат за счет технически контролируемых средств стало повседневностью. В работе с материей всегда есть повторяющийся ритм ударов, обтесывания, отливки, обрезания, выколачивания, которые размечают труд на определенные мерные доли. Однако еще более важными были моменты подготовки к войне и посеву, моменты празднования победы и урожая, когда движение и речь приобретали ритмическую форму.

Таким образом, рано или поздно причастность человека к ритмам природы, то есть партнерство намного более тесное, чем возможно в наблюдении за ними с целью получения знаний, побудило его к тому, чтобы ввести ритм и в те изменения, где он заметен не был. Разрезанный на части тростник, натянутая струна и тугая кожа – вот благодаря чему в песне и танце стали осознаваться меры действия. Опыт войны, охоты, посевов и жатвы, смерти и воскрешения растительности, звезд, вращающихся вокруг внимательно взирающих на них пастухов, постоянного возвращения непостоянной луны был не только пережит, но и воспроизведен в пантомиме – он породил смысл жизни как драмы. Таинственные движения змеи, лося, вепря вылились в ритмы, выявившие саму сущность жизни этих животных, когда она была представлена в танце, отточена в камне, отлита в серебре или начертана на стенах пещер. Формообразующие искусства, определившие форму полезных вещей, породнились с ритмами голоса и самодостаточными движениями тела, и благодаря этому союзу технические искусства приобрели качества изящных. Опознанные ритмы природы были затем использованы для явного упорядочивания определенной фазы смутных наблюдений и образов человечества. Человек более не сообразовывал свои виды деятельности, обусловленные нуждой, с ритмическими переменами природных циклов, но использовал последние, коль скоро они были навязаны ему необходимостью, для прославления своих отношений с природой, словно бы она наделила его свободой, присущей ее собственному царству.

Воспроизведение порядка естественных перемен и восприятие этого порядка были поначалу тесно связаны друг с другом, настолько, что между искусством и наукой не было никакого различия. И то и другое называли techné. Философию излагали стихами, а под влиянием воображения мир стал космосом. Ранняя греческая философия рассказывала историю природы, а поскольку у истории есть начало, движение и развязка, содержание этой истории требовало эстетической формы.

Внутри этой истории малые ритмы стали частями большого ритма порождения и уничтожения, появления и исчезновения, расслабления и сосредоточения, собирания и рассеяния, упрочения и растворения. Сама идея закона возникла вместе с идеей гармонии, а концепции, сегодня считающиеся общими местами, появились как части искусства природы, строившегося в искусстве языка.

Наличие в природе множества иллюстраций ритма – общеизвестный факт. Часто указывают на приливы и отливы, цикл изменений луны, пульс кровообращения, анаболизм и катаболизм всех живых процессов, но обычно не замечают того, что всякое единообразие и регулярность в природе сами по себе являются ритмом. Термины «закон природы» и «природный ритм» являются синонимами. Поскольку природа для нас – это не просто поток, в котором во всех его многочисленных переменах не было бы никакого порядка, поскольку она не просто водоворот и смешение, она размечена разными ритмами. Формулы этих ритмов составляют каноны науки. Астрономия, геология, динамика и кинематика – все они фиксируют различные ритмы, то есть порядки разнообразных изменений. Сами понятия молекулы, атома и электрона возникают из необходимости сформулировать обнаруживаемые наукой меньшие и более тонкие ритмы. Математика – это наиболее общие утверждения, соответствующие наиболее общезначимым ритмам. Счет, сложение линий и углов в геометрические фигуры, полет векторного анализа – все это средства фиксации или установления ритма.

История прогресса естественных наук – это опись тех операций, которые оттачивают и дополняют наше понимание грубых и ограниченных ритмов, первоначально привлекших внимание древнего человека. Развитие достигло той точки, в которой пути науки и искусства разошлись. Сегодня ритмы, превозносимые физикой, очевидны только для мышления, но не для восприятия в непосредственном опыте. Они представляются символами, ничего не значащими для чувственного восприятия. Они раскрывают природные ритмы лишь для тех, кто прошел долгое и суровое обучение. Однако общий интерес к ритму все еще остается узлом, удерживающим науку и искусство в родственных отношениях. Благодаря такому родству наступит, возможно, день, когда предмет, ныне существующий только в тщательном размышлении и обращенный только к тем, кто обучен толковать то, что чувству представляется непостижимыми иероглифами, станет содержанием поэзии, а потому и материей восприятия, приносящего удовольствие.

Поскольку ритм – это всеобщая схема бытия, на которую опирается любой конкретный порядок в изменениях, он пронизывает собой все искусства – литературное, музыкальное, пластическое, архитектурное и танцевальное. Поскольку человек добивается успеха только в том случае, если приноравливает свое поведение к порядку природы, его достижения и победы, следующие за сопротивлением и борьбой, стали матрицей любого эстетического предмета; в определенном смысле они составляют общий паттерн искусства, предельные условия формы. Их постепенно слагающиеся порядки чередования и следования стали (безо всякого целеполагания) средствами для припоминания человеком и прославления наиполнейших и наисильнейших моментов его опыта. Под ритмом каждого искусства и каждого произведения скрывается (в глубинах бессознательного) основополагающий паттерн отношений живого существа к своей среде.

А потому человек наслаждается ритмическими изображениями и зрелищами не благодаря одним только систоле и диастоле, определяющим движение крови, вдохам и выдохам, маятниковому перемещению ног при ходьбе, как, впрочем, и не благодаря той или иной комбинации каких-то конкретных естественных ритмов. Важность всех этих наблюдений велика. Но в конечном счете наслаждение возникает из того, что все эти вещи – примеры отношений, определяющих ход жизни, жизни естественной и состоявшейся. Предположение о том, что интерес к ритму, превалирующий в изящных искусствах, можно объяснить всего лишь привязкой ритмических процессов к живому телу, не более чем