замер, когда я от образа испуганной девы (ну ладно, женщины) в беде перешла к образу томной просительницы. А я вот сама, оказавшись с ним наедине так близко, что разглядела каждую крапинку в его янтарных радужках, не чувствовала ничего, кроме досады. Еще меня слегка тошнило, ведь перегар остается перегаром, даже когда им дышит такой, как Фэйднесс.

— Понимаю, — хрипло ответил он, таращась на мои губы.

Косметики я не наложила, но когда тебе без малого двадцать пять, кожа и так гладка, а губы и так ярки.

— Я не могу ее оставить в лапах черствых жрецов, — продолжила я, не отрывая взгляда от лица каэра. — И если мне не поможете вы, то не поможет никто, каэр Фэйднесс… ведь я тоже недостойная женщина, разведенная… сама всегда под подозрением…

— Астрид… Асти, — сократил он мое имя, — а ты сама не ведьма ли? Потому что я…

Его прервало возмущенное восклицание:

— Дело! Ах, важное дело!

Мы отпрянули друг от друга и увидели вставшую в проеме женщину примерно моих лет. Стройная, белокожая, пламенно-рыжая, она глядела на меня так, словно хотела спалить.

Я тоже посмотрела на нее недружелюбно, потому что она заявилась в самый неподходящий момент.

— А́ли, — обронил испуганно Фэйднесс и соскочил с дивана. — Это не то, что ты думаешь… мы обсуждаем дело!

— Вижу я, какое дело – грудастое и смазливое!

— Али, она лишь служанка из Тулаха! Пришла просить о помощи! — каэр бросился к каэрине, стал ловить ее за руки, но она не давалась и шипела:

— Ты и рад помочь, да? Мне стоило сразу понять, что нет никаких важных дел, ведь тебе ничего толкового никогда не поручают! Но покинуть столь бесцеремонно каэрину ради какой-то там служанки – это слишком! Ты червяк, Мартин!

Она развернула и ушла, и Фэйднесс, совершенно позабыв обо мне, последовал за ней; из коридора до меня донеслись их голоса. А я осталась на своем месте с каменным лицом.

Что за невезение? Впрочем, чего еще ожидать от такого повесы, как Мартин Фэйднесс? Как и сказала эта каэрина Алисия, он не годится для решения важных дел. И он даже не запоминает меня…

Я пробыла в гостиной еще какое-то время, затем Фэйднесс послал ко мне слугу, и тот передал, что каэр может принять меня завтра. Ага, принять! А кто повезет меня в резиденцию принца завтра? Снова сам граф Бринмор моим извозчиком поработает?

Кстати о Бринморе; с ним я приехала, с ним и уехала. И хотя я сидела в графском экипаже, свое положение осознавала очень хорошо. «Она лишь служанка из Тулаха!» – бросил Фэйднесс. Естественно, для него что дочь рэнда, что служанка – все одно…

Придется действовать через настоятеля Бенедикта. Но шансы тоже не из лучших, мягко говоря…

— Важное дело, полагаю, не решено? — спросил Бринмор.

— Не решено, Ваше Сиятельство, — ответила я подавленно.

— Разумеется, — процедил он. — Фэйднесс не из тех, кто разбирается в поветриях. Скажите, наконец, правду. Зачем вы приезжали?

— Моя подруга в беде, — кратко ответила я.

— Или в беде вы? — уточнил Бринмор.

— Именно подруга.

— И вы отправились за помощью в Кивернесс. А как же ваш каэр, барон Даммен?

— В отъезде, и разыскивать его долго.

— В отсутствие барона вы могли бы обратиться к каэру вашего каэра – графу Тавеншельду.

— Вряд ли граф меня примет. Это долго и сложно.

— А обманом проникнуть в мой дом и заявиться к Фэйднессу, который не имеет к вам никакого отношения и даже не помнит вас, проще и быстрее? — сказал Бринмор.

— Да, Ваше Сиятельство, — ответила я честно, уже попривыкнув к холодной и надменной манере общения этого каэра. — Так намного быстрее и проще, а время важно.

— Меня Тавеншельд примет сразу.

Он предлагает помощь? Но почему? Фэйднесса щелкнуть по носу хочет? Или … подкатывает? Но зачем ему, графу и первому красавцу Редландии (говаривают, и Ренса), тратить время на «деревенщину» вроде меня? На него женщины и так наверняка пачками вешаются. В общем, я не понимала его мотивов.

Но возможность использовать стоит.

— После зимы люди ослаблены и легко подхватывают болезни, — начала я. — Вот и по Тулаху ранней весной разошлась простуда, которая валила с ног. Многие тяжело переболели, особенно в доме барона Даммена. Мы с моей подругой, травницей и повитухой, лечили больных; помогал нам деревенский жрец. К счастью, все выздоровели. Но недавно к нам приехали из города жрецы и без всяких разбирательств забрали мою подругу, предъявив ей обвинение в злонамеренном колдовстве. Якобы это она навела болезнь на Тулах.

Бринмор не задумывался ни секунды:

— Кому насолила ваша подруга?

— Точно я сказать не могу, есть лишь догадки. Она отлично разбирается в травах и очень хороша в повивальном деле, так что на нее нарадоваться не могут, и притом красива и молода; желающих ее немало. Но она верная жена, — выделила я. — Ей этого внимания не надо и даром. И еще… Около десяти лет назад она лечила младшего сына графа Тавеншельда. Юноша влюбился в нее так сильно, что его родители сочли это колдовством, и Иннис выпороли на площади.

— Уверены, что умница-красавица с таким именем так уж проста? — спросил Бринмор.

— Что не так с именем? — не поняла я.

— Мою сестру зовут Инесс, но наша няня, когда еще была жива, всегда звала ее Иннис. Это простонародная версия имени.

— И что не так? — все еще не понимала я.

— В жреческих книгах, где записывают рожденных и умерших, имя Иннис не употребляется, оно вне разрешенных. Только Инесс. А жрецы обычно не позволяют давать простолюдинкам имена знати.

— Вы намекаете, что она может быть каэриной?

— Пока я ничего не могу сказать. Но разобраться не помешает.

Тут я с ним полностью согласна!

***

В трактир я вернулась уже ночью; ожидающий меня в зале на первом этаже Рис так и подскочил, когда я вошла внутрь. Волнующийся, он торопливо подошел ко мне и выдохнул:

— Ну?

— Каэр согласился разобраться в деле Иннис, — сказала я, не став вдаваться в детали, какой именно каэр.

— Энхолэш! Пусть разберется! Я тут едва не помер. Не надо было отпускать тебя одну.

— Не переживай, — устало