Алибай следил за ним, готовый снова нажать на спуск… Но Сарсенгали как тянулся, так и замер с протянутой рукой.

Жихарев по ту сторону бархана прислушивался.

— Сарсенгали?.. — негромко окликнул он на всякий случай.

Никто не ответил.

Жихарев тоже подобрался к гребню, выбрал выемку, из которой безопасно было взглянуть, что же там произошло.

Он увидел неподвижного Сарсенгали и неподвижного Досымжана. Внизу — подальше — Воронов вел перестрелку с двумя, Алибаю пришлось тоже направить автомат в ту сторону. Жихарев хотел на всякий случай стегнуть по Досымжану… Но еще раз он взглянул вниз — слишком велик был соблазн, не привлекая внимания, подобраться поближе и действовать наверняка… Тогда можно считать, что прорвались…

Он приподнялся, чтобы вынуть кинжал, — и не успел. Досымжан сам метнул в Жихарева нож, которым ранил его Сарсенгали. Нож угодил высоко — почти под самое горло и чуть влево. Жихарев всхлипнул и ткнулся в бугор. Но и Досымжан обмяк и снова повалился. На гимнастерке у него темнело пятно.

Алибай видел, что произошло на вершине.

Пространство между ним и Вороновым стало сравнительно безопасным, и он быстро его преодолел.

— Летинан…

Воронов не оборачиваясь сказал ему:

— Где лежишь, там лежи. Слушай меня…

— Летинан… Там Досымжан…

— Я знаю. Он или тяжело ранен, или убит. Ты оставайся на месте, прикрой меня. Никуда отсюда не отлучайся. Может быть, кто-то из наших еще появится здесь…

Он начал отползать — дальше влево.

Досымжан на склоне бархана снова собрался с силами и сел. Ему был виден Алибай в своей засаде. Был виден лейтенант, который направлялся в обход, до времени не обнаруживая себя выстрелами.

Досымжан отстегнул пояс, задрал гимнастерку, задрал нижнюю рубаху и начал перебинтовываться. Ему больно было двигать руками, и он стонал сквозь зубы.

Наконец ему удалось кое-как замотать бинт, и он двинулся вниз.

Алибай, обернувшись, увидел ползущего Досымжана и готов был кинуться к нему на помощь, но Досымжан остановил его:

— Я сам… Оставайся на месте. У меня хватит сил…

Лейтенант, который был уже довольно далеко и не мог видеть Алибая, приостановился, услышав позади еще один автомат.

Танкабай? Или Шеген? Или Николай?

На раздумья у него времени не было. Он находился почти у того места, откуда шли к Алибаю ответные выстрелы, но самих стрелявших обнаружить пока не удилось. Воронов прополз еще, укрылся за кустом к отсюда наконец увидел их — двоих. У одного сапог был снят, нога перебинтована. Чуть поодаль устроился второй — целый и невредимый. Они ни о чем не подозревали, когда по соседству с ними хлестнули уже ставшие привычными две дальние очереди, они пригнули головы, и лейтенант Воронов вскочил, длинной очередью взрыл песок между ними и хрипло крикнул:

— Убью! Лежать!

Он дал еще одну очередь, совсем короткую.

— Оставь автоматы! Руки в сторону!

Ничего другого не оставалось — они замерли, и Воронов с автоматом наперевес обошел их сзади и забрал оружие.

— Все, что ли… — сказал он, и после долгого напряжения силы оставили его, Воронов опустился на песок.

Все потом происходило в каком-то полусне…

Досымжан лежал, и Воронов заново перевязывал его. Алибай держал под прицелом Нуралы и раненного в ногу Халлыназара, хотя ни тот, ни другой не делали попыток к сопротивлению.

Воронов дал Досымжану две таблетки пирамидона, — кроме этого, никакого болеутоляющего у них не было — дал хлебнуть из фляжки и сам хлебнул, но даже не почувствовал крепости водки, будто глоток воды сделал.

— Хорошо, он не мог размахнуться, — сказал Досымжан, осторожно садясь. — Он просто ткнул ножом.

Лейтенант кивнул и тихо спросил:

— Посмотри внимательно. Никого не знаешь?

— Нет. Незнакомые. При мне не было.

Поднял голову Нуралы.

— Меня зовут Нуралы. А это — Халлыназар.

— А где Жетибай?

— Не знаю. Они с Касымом ушли прикрывать с того краю… С самого начала. И больше мы их не видели.

Лейтенант снова повернулся к Досымжану: — Я там проехал сейчас… Шегена нигде нет. И Жетибая нет — ни мертвого, ни раненого, ни живого. Я думаю, наш Шеген пошел на преследование.

Молчавший до сих пор Халлыназар сказал:

— Этого Жетибая легко не взять… Он сам возьмет кого хочешь…

Алибай в эту минуту, когда из всего конного патруля осталось так мало, чувствовал себя равным среди мужчин.

— Можно сказать?.. Летинан! Надо — за ними. Если Жетибай от нас уйдет, я жить тогда не хочу!

Досымжан взглянул — как отнесется лейтенант к предложению парня, что ему ответит?.. А лейтенант молчал. «Да» не говорил, «нет» не говорил. Досымжан еще немного подождал, — может, лейтенант все же выскажется, — и наконец не выдержал:

— Лейтенант! Я вижу, о чем ты думаешь… Но это неправильные мысли, нехорошие мысли.

— Какие мои мысли ты видишь? Ты ранен, ранен, вот я о чем думаю.

— Иди спокойно. Ты можешь верить Досымжану. Я мужчина, у мужчины только одно слово: где оставишь этих двоих, тут и найдешь, когда вернешься.

Нуралы встрепенулся, и Алибай тотчас повел за ним стволом автомата.

— Досымжан? Тебя зовут Досымжан?

— Да, это мое имя.

— Про Досымжана нам в школе объявляли — их люди его прикончили за то, что он после переброски пришел с повинной. Его прикончили и всю его родню.

— А я жив. Видишь — жив. И родня. Такая цена их словам.

Нуралы, почти не слушая его, продолжал:

— Досымжан!.. Ты жил в той же казарме, что и мы… А потом продался и гнался за нами, как собака за волком! А твои новые друзья убили моего Касыма!

— Продался ты, сволочь! — дернулся к нему Досымжан, но охнул и остался на месте. — А я вернулся домой. Лейтенант, не теряй время. Езжай с Алибаем. Только сперва свяжи этому Нуралы руки и ноги. Второму — руки. Помни: когда вернешься, ты найдешь их здесь, где оставил.

Стоило лейтенанту и Алибаю отъехать, как Нуралы снова начал свои уговоры:

— Лучше всего отпусти… Зачем выслуживаешься? Ты был заброшен сюда, как и мы. Тебе веры все равно не будет. Пристрелят потом, как собаку… А если уйдем и ты уйдешь с нами — кто нас найдет в песках?

Досымжан с трудом, держась за бок, подполз к нему — сунул в рот какую-то тряпку и обвязал бинтом вокруг шеи.

Жетибай один — на свой страх и риск — уходил в глубь песков. Под ним шел Рахыш, От всей поклажи, которую прежде нес на себе каркынский жеребец, был оставлен вещмешок, в котором хранились мины и часть взрывчатки, и мешок из сыромяти — с запасом воды.

Рахыш уносил Жетибая