тревожно из-за разговора с Кэлом, как мне думалось. Я даже не чувствую себя виноватой из-за того, что он знает о моих чувствах к нему. Это факт жизни. Моего существования. Такой же факт, как то, что он любит меня.

Так что в целом я чувствую себя чуть лучше, чем вчера. Ничего не решено, но мы как будто сделали первый шаг.

Это лучше, чем ничего.

Мне даже удается кивнуть, когда я утром вижу его на другой стороне лагеря. Слегка улыбнуться ему. Он не подходит и не заговаривает со мной, но его лицо смягчается в очевидной манере. От этого мое сердце сжимается.

Первые несколько часов проходят в такой же лишенной событий тягомотине, что и вчерашний день, но я по какой-то причине на нервах. Наверно, это эмоции, связанные с Кэлом, но такое чувство, будто мои нервные окончания пылают, как это бывает, когда назревает кризис.

Может, мое тело запуталось и убеждено, что этот сдвиг в отношениях является чрезвычайной ситуации.

Как бы там ни было, я еще настороженнее, чем обычно, пока мы с Гейл ведем караван по скалистой горной тропе в Западной Вирджинии. Это более неровная местность, чем наш регион Кентукки. Более угрюмая. Более устрашающая с каменистыми уступами и глубокими темными впадинами. Мы передвигаемся медленнее, чем вчера.

В таком ландшафте могут притаиться монстры.

Мы с Гейл уезжаем чуть вперед, когда тропа описывает глубокую петлю, а затем сужается между двумя высокими выступами скалы. Мы обе резко останавливаемся, когда поворачиваем и обнаруживаем, что дорога преграждена огромным упавшим деревом.

Первое, что я замечаю — дерево не вырвано из земли с корнями. Его срубили.

А значит, это ловушка.

Я выстреливаю из пистолета в небо, чтобы предупредить остальную группу позади нас, и мы с Гейл выполняем резкие U-образные развороты, чтобы вернуться охранять остальных и припасы. Но из ниоткуда раздается выстрел, пробивший переднюю шину Гейл. Она успевает спрыгнуть прямо перед тем, как ее мотоцикл заносит в сторону.

Ее байк вскользь задевает мой, катясь по земле и выбивая меня из равновесия. Поскольку я это предвижу, я тоже соскакиваю с мотоцикла прежде, чем он падает, но плохо приземляюсь на свою слабую лодыжку — ту самую, которую я повредила, когда чуть не замерзла насмерть. Она подворачивается, и я чуть не падаю.

Внезапная боль так обжигает, что первые несколько секунд я даже не осмысливаю ее. Я бегу за Гейл. Она несется обратно к нашему каравану и стреляет в направлении стрелков, которые заняли высокие позиции на защищенном утесе над нами.

На моем пятом шаге случается сразу две вещи. Мучительная боль в лодыжке наконец-то накрывает меня будто приливной волной, и я вижу, как Гейл подстреливают.

Пуля попадает ей в грудь или в плечо (слишком много всего происходит, чтобы я могла оценить точное место ранения), и она падает передо мной.

Потом не остается ничего, кроме боли. Паники. И еще чего-то темного и отчаянного. Сродни абсолютному одиночеству.

Моя больная лодыжка подкашивается, и я тоже падаю, едва сумев пригнуться за несколькими упавшими камнями, которые могут предоставить мне минимальное укрытие.

Они до сих пор стреляют по мне. Пули рикошетят от камней, за которыми я прячусь. То, что они в меня не попадают, кажется чудом.

Но я в ловушке. Я никогда не выберусь из этого маленького укрытия живой. Я даже не могу достаточно приподняться, чтобы безопасно выстрелить в ответ. Гейл, возможно, мертва, а я никогда не сумею вернуться к остальным своим друзьям. К Кэлу.

Я их потеряла. Навеки. Я знаю это с сокрушительной уверенностью.

Для меня все кончено.

Стрельбы становится больше. Остальные члены моей группы, должно быть, образовали защитный фронт против стрелков.

Я даже не знаю, кто эти нападающие. Они могут оказаться кем угодно. Незнакомцами, которые хотят то, что есть у нас, и готовы убивать ради этого.

Мой разум погрузился в болезненную дымку. Если бы можно было что-то сделать, я бы сделала. Думаю, я до сих пор способна передвигаться, хотя никак не смогу перенести вес на лодыжку. Однако я едва могу поднять голову так, чтобы не превратиться в мишень для стрелков, так что остается лишь затаиться и ждать.

Я начинаю слышать голоса. Торопливые крики. Мне требуется около минуты, чтобы узнать в них своих друзей. Моих людей. Я слышу, как Грант выкрикивает приказы остальным. Он всегда берет на себя руководство в кризисных ситуациях. Затем я слышу, как Джексон кричит о том, чтобы прикрыть ее, вытащить ее, и каким-то образом я понимаю, что он говорит про Гейл.

Может, она не мертва. Может, она сумела вернуться к остальным.

Надеюсь, что так. Конечно, остальные тоже могут не выбраться, но с ними у Гейл хотя бы будет шанс.

Хотя бы она не в ловушке, травмированная и одинокая, как я.

Затем раздается еще один голос. Такой знакомый. Хрипло кричащий. Так громко, что он эхом отражается от отвесных скал.

— Где, бл*дь, Рэйчел? Где Рэйчел?

— Она бежала сразу за мной, — это Гейл. Живая, но говорящая слабым голосом.

— Мы вытащим ее сразу же, как только сможем, — снова Грант, всегда пытающийся надзирать за операцией. — Питер, сдвинься влево вон туда. Кэл, подожди! Кэл, нет! Ты не можешь просто…

Я вижу все происходящее как тусклый, расплывающийся фильм, и я знаю, что именно сейчас происходит. Вопреки здравому смыслу, стратегии и безопасности Кэл идет за мной.

Его убьют. Ужасающий, но неизбежный исход. Я пытаюсь приподняться в тщетной попытке остановить его, но тут пуля свистит прямо над моей головой.

Так что я снова распластываюсь и повторяю отчаянные мысленные молитвы, обращаясь к любому, кто может услышать.

«Пожалуйста, не дай этому упрямому засранцу угробить себя».

Стрельба возле меня снова возобновляется. Это из-за Кэла. Я точно знаю. Затем он внезапно оказывается почти на мне, ныряя в укрытие за те же камни, которые я использую для защиты. Он, наверное, даже не знает, что я здесь. Он просто пытается укрыться, как это сделала я.

— О бл*дь! — он здесь. Каким-то образом он здесь. Большой, тяжело дышащий и спешащий. — Бл*дь, малышка. Я тебе навредил? Ты пострадала? — он старается держаться пониже, но в то же время ощупывает меня везде, явно ища травмы.

— Я в порядке. Только лодыжку подвернула. Очень сильно.

Он издает беспомощный гортанный звук, затем стискивает меня в свирепом объятии, пока мы оба до сих пор растянулись за камнями.

Я обнимаю его несколько секунд, но мое облегчение из-за его присутствия длится недолго.

— Ты чем думал,