***

День выходит длинным, тяжелым, выматывающим нервы, но мы преодолеваем его почти без проблем, не считая каких-то неполадок с двигателем пикапа Мака, которые Кэл и Джексон смогли устранить.

Когда начинает темнеть, мы находим уединенную полянку, чтобы разбить лагерь на ночь. Мы в абсолютной глуши на восточной окраине Кентукки, и нам уже несколько часов не встречалось ни единой живой души.

Чем восточнее мы заходим, тем меньше людей находим. Так всегда было с самого Падения. Побережье до недавнего времени было необитаемым, и большая часть групп мигрирует к центру страны, где намного больше людей, ресурсов и инфракструктуры. Даже два года назад в этих регионах было больше людей. Теперь большинство из них исчезло.

Город, которому мы помогаем, тоже мигрировал бы, но жители слишком старые и больные, чтобы выдержать дорогу. Долгое время лишь сильным разрешалось выжить, но теперь все уже не обязано быть так.

Мы не должны позволять, чтобы это стало нашим финальным ответом.

Я устала, но чувствую неугомонность, поэтому вызываюсь взять одну из первых смен по охране периметра. Мои эмоции все еще бунтуют после разговора с Фэйт утром. Я сегодня почти не видела Кэла, но я знала, что он здесь. Не так уж далеко от меня.

Я не знаю, что с ним делать. Простить его? Избегать его? Попросить его снова исчезнуть? Ни один из этих ответов не кажется легким или правильным.

Лучше всего было бы перестать любить его, но этого попросту не случится.

В полночь я заканчиваю свою смену и иду обратно к угасающему костру. Весенняя ночь немного прохладная, но не настолько, чтобы поддерживать огонь до рассвета.

Большинство людей нашло места для сна. Мне тоже стоит так сделать. Утро настанет быстрее, чем мне кажется, и мне нужно отдохнуть. Я не вижу Кэла среди спящих, и его не было в охране. Понятия не имею, где он сейчас.

И это не должно иметь значения.

Я решаю, что надо сначала пописать, так что беру пистолет и выхожу за периметр, чтобы найти какое-нибудь дерево неподалеку и использовать в качестве прикрытия. Я уже возвращаюсь, когда внезапно оказываюсь лицом к лицу с Кэлом.

— Я просто ходила писать, — говорю я, объясняя, почему хожу одна в темноте. Я не сомневаюсь, что он заметил мой уход и пошел следом, чтобы убедиться в моей безопасности.

Он кивает. Его глаза поглощают мое лицо беглым взглядом, затем он опускает их.

Я обхватываю себя руками и пытаюсь придумать, что сказать.

Кэл кажется странным. Напряженным. Он не может удерживать взгляд на одной точке, а руки крепко сжаты в кулаки.

Внезапно я осознаю, что он очень мелко дрожит.

— Кэл?

Его глаза взлетают к моему лицу. Он делает пару прерывистых вдохов.

Я осознаю, что он боится. Нервничает. В такой манере, которой я никогда не подмечала за ним прежде. Он боится быть в моем присутствии. Говорить со мной. Теперь, когда момент настал.

— Все хорошо, — я слишком эмоциональная, и мне не хочется быть такой. — То есть, не хорошо, но я тебя не ненавижу. Мы можем… Наверное, мы можем общаться. Мы не обязаны полностью избегать друг друга. Так всем будет неловко.

— Ты меня не ненавидишь? — ворчливо спрашивает он.

— Нет. Никогда не ненавидела. Долгое время я очень злилась на тебя. И иногда до сих пор злюсь. Но я никогда тебя не ненавидела. Я… — я прочищаю горло. — Я понимала, почему ты уехал. Это было неправильно, но я понимала, почему.

— Это не потому, что я тебя не люблю. Надеюсь, ты это знала.

— Знала. Но ты все равно не должен был этого делать.

Обычно я могу его прочесть, понять, что именно он чувствует, но сейчас мне этого не удается. Он наблюдает за мной с изнывающим, почти недоуменным выражением.

— Я думал, так будет лучше. Для тебя.

— Я знаю, что ты так думал. Но ты не имел права принимать это решение в одиночку.

Если он поспорит со мной сейчас, если он настоит, что был прав, когда причинил мне боль так безжалостно, то может, я наконец-то сумею отпустить. Отпустить его. Это будет доказательством, что он никогда не передумает насчет того, что для меня так важно.

Но он не спорит. Он резко отводит голову в сторону и бормочет.

— Да. Теперь я это понимаю. Прости.

Я этого не ожидала. Ни разу за все те разы, что прокручивала в голове подобный разговор. Я застываю на месте, и его грубое привлекательное лицо расплывается перед моими глазами.

Минуту мы стоим молча. Затем Кэл откашливается.

— Ты хорошо справлялась. Сама, имею в виду. Мак рассказывал мне, как у тебя дела.

Во мне что-то вспыхивает.

— И тебе никогда не приходило в голову, что я тоже хочу, чтобы кто-то сказал мне, как у тебя дела?

Он моргает.

— Ээ, нет. Ни разу не приходило. Думал, что если я буду поблизости, маячить в твоем круге общения, то тебе будет хуже. Поэтому я держался на расстоянии.

— Я знаю, почему ты так делал, но это тоже было неправильно. Ты правда думал, будто мне без разницы, в порядке ты или нет? — мне ненавистно, что на последних словах мой голос срывается.

Он слегка дергается, будто ему приходится остановить себя, чтобы не потянуться ко мне.

— Думал, ты меня ненавидишь.

— Это не так работает.

— Наверное, но я думал, что ты точно двинешься дальше. Найдешь другого мужчину и будешь счастлива. Ты такая молодая, сильная, великолепная, милая и сексуальная, что любой захотел бы тебя. Но Мак сказал, что ты ни разу этого не делала, — он снова качает головой с тем тоскливым, недоуменным выражением. — Ты не хотела найти себе нового мужчину?

У меня отвисает челюсть.

— Нет. Не хотела.

— Почему нет?

Он реально не знает. Не имеет ни малейшего понятия. И это поражает и разъяряет меня до такой степени, что слова просто слетают с языка.

— Потому что я влюблена в тебя, тупой ты засранец. Я до сих пор тебя люблю.

Я никогда не собиралась сообщать так много, и я вижу шок, омывший лицо Кэла.

Мне уже нечего говорить или делать, так что я разворачиваюсь на пятках и ухожу от него.

Он не идет следом и не пытается вновь заговорить со мной.

Глава 13

Следующим утром мы рано трогаемся в путь. Если все пройдет хорошо, то в середине дня прибудем в город.

Я не чувствую себя так странно или