– Ничего я тебе говорить не буду, сестра, не сердись, – замкнулась Евдокия. – Придёт время, и сама всё узнаешь.

– Ты чего, и поговорить со мной не желаешь? – прошептала в замешательстве Мария. – Не хочешь услышать, что люди наши о тебе говорят?

– Я знаю, что про меня болтают всякую всячину, – горестно вздохнула Евдокия. – И слушать её я не желаю. И так ночи не сплю, слезами заливаюсь.

– Ну хорошо, пусть так, – вздохнула и Мария. – Только скажи, когда возвращаться собираешься. Одиноко мне без тебя, сестрёнка, родненькая…

– Не рви мне душу, сестричка! – со стоном высказалась Евдокия. – Не вольна я сейчас собой распоряжаться. Под присмотром я, и мне не можно делать то, чего хочу.

– От слов твоих аж мороз по коже, – поёжилась Мария и обхватила себя руками. – А у нас говорят, будто ты от корабля нашего отбилась. Я вот ждала тебя, ждала, думала, вот-вот вернёшься, а ты не возвращаешься. Тогда и пошла я искать тебя.

– А кто надоумил тебя здесь меня искать? – забеспокоилась Евдокия. – Уж не «богородица» ли Агафья?

– Нет, она сама не ведает, где ты, – покачала головой Мария. – Не знаю для чего, но уж очень поглядеть на тебя желает. Голубей наших в церковь ходить заставляет, чтобы тебя найти.

– Потому я в церковь ни ногой, когда там службы идут, – сказала Евдокия. – Я знаю, что голуби туда сейчас днём заглядывают, а ночами в синодальной горнице радеют. Вот и хожу я в церковь тайно, когда там уже никого нет.

– А я сразу поняла, где искать тебя надо, сестра, – усмехнулась самодовольно Мария. – Ты же всегда тайком от старца и старицы в церковь молиться бегала.

– Прости меня, сестрёнка, и не уговаривай, – покрутив головой, заговорила Евдокия. – В обрат я больше не вернусь. Мне теперь вера православная ближе к сердцу стала, а участвовать в радениях и свальных грехах я больше не хочу и не буду.

Мария посмотрела на неё с осуждением.

– А как же я, сестра? – сказала она. – Это же за тобой следом пришла я на корабль христоверов. И теперь ты бросаешь меня?

– Обожди, потерпи маленько, Машутка, – беря доверительно сестру за руку, сказала Евдокия. – Вот уляжется кутерьма со старцем, я заберу тебя оттуда. И уедем мы с тобой, куда глаза глядят.

– Не таись, расскажи мне всё как есть, Евдоха? – хватая её за руку, горячо зашептала Мария. – Я пойму, вот увидишь, я пойму тебя, сестрица. Отчего ты от людей прячешься и возвращаться в общину не хочешь?

– Нет, не поймёшь, – вздохнула Евдокия. – Я сама-то ничегошеньки не понимаю.

– А ты попробуй, – настаивала Мария. – Ты расскажи, а там…

– Нет, и пробовать нечего, – мягко отказалась Евдокия. – Ты бы шла, сестра, покуда не совсем поздно. Я даже пригласить тебя переночевать не могу.

В душевном порыве сёстры обнялись и заплакали.

– А к нам солдат давеча заходил, – прошептала Мария, всхлипывая. – Весь страшный такой – ни рук, ни лица не видать, весь бинтами замотанный.

Услышав новость, Евдокия отстранилась от сестры и вытерла слёзы.

– Солдат, говоришь? – переспросила она настороженно. – А чего приходил он к вам, не сказывал?

– Как же, сказывал, – тоже вытирая слёзы, сообщила Мария. – Тебя он видеть хотел, Евдоха, вот к тебе и приходил.

– Аль весточку какую от Евстигнея привёз? – заволновалась Евдокия.

– Так и есть, весточку, – шмыгнув носом, подтвердила её догадку сестра.

– Ох, чую, не с добром захаживал солдат тот, – почувствовав укол в сердце, занервничала Евдокия.

– Так и есть, не с добром, – вздохнула Мария. – Он хотел тебе сказать, а сказал мне и Агафье, что Евстигнея твоего в живых нет.

Евдокия вздрогнула и едва не присела от ужасной новости.

– А я ведь всё надеялась, что жив Евстигней мой, – прошептала она. – И сердечко ни разу не ёкнуло, смерть его почуяв. А солдат разом не сказывал, какую смертушку принял Евстигней мой?

– Как же, сказывал, – всхлипнув, ответила сестра. – Немцы их в окопе напалмом сожгли. Он ещё много чего рассказывал, да вот пересказывать больно долго…

Евдокия занервничала в замешательстве. Она не могла вести в дом иерея сестру без его дозволения, но и отпустить её, на ночь глядя, тоже не могла.

– Знаешь, что, Марья, а пойдём-ка со мной, – решилась девушка на отчаянный шаг. – Будь что будет, но нам вдвоём…

Оборвав себя на полуслове, она взяла Марию за руку и потянула её за собой.

* * *

Удобно расположившись в телеге на ворохе сена, Савва Ржанухин сладко спал, наполняя звуками храпа большой участок улицы. Из калитки дома, возле которого стояла телега, вышел Силантий и ухмыльнулся.

– Эй, вставай, лежебока! Не то проспишь всё царствие небесное.

Ржанухин медленно приподнялся, потряс головой и взял в руки вожжи.

– Ну что, уговорился с хозяевами или ещё куда поедем?

– Да вроде, – неуверенно ответил Силантий, усаживаясь в телегу. – Шибко цену загибали за эдакую холупу, но сбавили маленько.

– Так что теперь? Куда ехать скажешь? – поинтересовался Ржанухин, понукая лошадь. – Обратно в Зубчаниновку или глядеть другую избу прикажешь?

– На сегодня больше глядеть нечего, да и темно уже, – ответил Силантий, располагаясь поудобнее. – Ты вот что, поезжай покуда прямо по улице, а я подумаю, стоит ли ещё куда заехать.

Отъехав от дома и выехав на дорогу, Ржанухин присвистнул, легонько подстегнул кнутом лошадь, и она рысцой помчалась по улице.

Лёжа на боку на ворохе сена, Силантий лениво глядел в темноту и не видел ничего. Но это не мешало ему спокойно обдумывать только что состоявшуюся договорённость о купле-продаже дома.

Телегу вдруг тряхнуло на кочке, и мысли о предстоящей покупке сразу же вылетели из его головы.

– Савва, осторожней, не дрова везёшь, а инвалида заслуженного! – крикнул Силантий в спину Ржанухина. – И вообще, куда ты гонишь, на улице вон глаз коли, ни зги не видно.

– А у меня зрение как у кошки, – отозвался Савва, продолжая подгонять и без того несущуюся, как ветер, лошадь. – Мне что день, что ночь, всё зараз видно.

– Ух ты али правда? – заинтересовался Силантий, привставая. – И что ты видишь прямо сейчас?

– Вот двух девок вижу впереди, – ухмыльнулся Ржанухин. – Идут к нам навстречу по обочине.

– Ишь ты? – воскликнул восхищённо Силантий, привставая и глядя вперёд через плечо Саввы. – А я вот…

Слова застряли в горле, когда он увидел силуэты женщин, идущих по обочине улицы во встречном направлении. Лиц их Силантий не разглядел, да и фигуры их он едва видел