а у нас здесь своя, – хмуря лоб, высказалась Агафья. – А я и словом не обмолвилась, что Евдоха погибла, а вот ушла и провалилась, это случилось. Будто корова языком слизала.

Силантий посмотрел на Марию. Она тихо плакала, кусая губы.

– А я ведь, когда вошёл в избу, тебя за Евдокию принял, – сказал он. – Я ведь знаю о ней только по рассказам Евстигнея. Уж очень он расхваливал супругу свою и красоту её неописуемую.

– Всё так, всё так, не обманывал Евстигней тебя, – всхлипнула Мария. – Она такая, сестра моя, Евдокия. Она ведь… Ведь она…

Она зарыдала, горько, надрывно, безутешно. Закрыв лицо ладонями, Мария присела на стул и повалилась грудью на стол.

Силантий метнулся к ней, чтобы поддержать и утешить, но резкий окрик Агафьи удержал его.

– Руки-то не распускай свои страшенные, чучело огородное, – отчитала его старица. – Пришёл в чужую избу, вот и веди себя подобающе, как гость, покуда не вышвырнули.

– Так я ведь по доброте душевной, матушка? – смутился Силантий. – Я ведь не обидеть, а утешить её хотел.

– Горница эта не для утешений и греховной похоти, – предупредила его Агафья. – Всякий, сюда входящий, приличие блюстит. И ты будь добр, не распускай свои лапищи корявые, на которые, прости Господи, и глядеть-то тошно.

Силантий взглянул на свои руки и тяжело вздохнул.

– А ведь этими «лапищами» я Родину от вражьего нашествия защищал, – сказал он с обидой. – А теперь вы о них эдак вот непотребно отзываетесь. А может быть, мне лик свой от бинтов освободить? Хочется поглядеть, как перекосится твоё рыло, старуха, его увидя?

Мария, справившись со слабостью, перестала рыдать и стала вытирать глаза платочком.

– А ты ещё к нам заглянешь, солдат? – спросила она дрожащим от слёз голосом. – Вот найдётся Евдокия и очень захотит тебя об Евстигнее послухать.

– Не знаю, что и сказать, – пожимая плечами, ответил Силантий. – Хочу вот избу здесь в Самаре подыскать для себя и родителей. Подлечиться маленько в госпитале тоже хочу. Ну а там видно будет, что да как.

– Шёл бы ты отсель, «мил человек», – подала голос Агафья. – Не до тебя нам нынче, не взыщи.

– Ты меня вон выставляешь, «добрая» старушка? – поинтересовался Силантий. – Разве так принято у вас, христоверов, с калеками обращаться? А ещё себя «божьими людьми» называете?

У Агафьи округлились глаза. Она не ожидала таких слов от явившегося как снег на голову в дом незнакомца.

– Выходит, ты знаешь, кто мы? – с беспокойством поинтересовалась она. – Уж не Евстигнеюшка ли тебе о нас язычком поганым потрепался?

– Он, кто же ещё, – вздохнул Силантий. – В окопах всегда мрачно и тоскливо. Вот тогда все о семьях своих вспоминать начинают. Кто что рассказывает, заслушаешься. А мы с Евстигнеем земляки, оба из Самары. Вот мы всегда вместе держались и сокровенным делились. Я ему о своей семье рассказывал, а он мне – о своей. А своей семьёй он считал вас, «людей божьих».

– И что он о нас тебе рассказывал? – насторожилась Агафья.

– Да обо всём, – разведя руки, ответил Силантий. – Как он на Евдокии женился, как сам к вам пришёл и её привёл. А здесь у вас из венчанного супруга превратился в «мужа духовного». Он ещё много чего понарассказывал. Вот о радениях часто вспоминал, о «грехе свальном». А ещё…

– Всё, хватит языком молоть, уморил уже, – одёрнула его Агафья сурово. – И всё одно, ступай дела свои улаживай, не до тебя нам нынче. Своих хлопот невпроворот.

– Тогда скажи, где Андрона искать, и я уйду, – пообещал Силантий. – Мне Евстигней много о нём рассказывал, и я очень хочу увидеть его.

– Ничего у тебя не получится, солдатик, – вздохнула Агафья. – Старца нашего оговорили огульно и в острог упекли. Сидит он там сейчас, сердечный, горе мыкает и суда дожидается.

– Надо же, – посочувствовал Силантий. – Ну ничего, он выкрутится. Евстигней рассказывал, что старцу не привыкать из любых передряг ужом выворачиваться.

– Святой дух благосклонен к нему, – уныло подтвердила Агафья. – Ну да ладно, ступай себе с миром, а к нам в другой раз приходи.

– Нет, это ещё не всё, – продолжал упрямиться Силантий. – Нынешнюю ночь и затрашнюю я у вас переночую. Меня только послезавтра в деревню повезут, а сегодня и завтра я в городе избу поищу для себя и родителей.

– А куда мы тебя денем? – неприязненно поморщилась Агафья. – Мы же не могём тебя здесь, в этой горнице синодской, на ночь оставить.

– Я неприхотливый, где постелите, там и притулюсь, – хмыкнул Силантий. – На войне, в окопе, на голой земле и в дождь, и в пургу спать приходилось. Мы с блаженством дрыхли, даже не замечая грохота снарядов и свиста пуль.

– Что ж, будь по-твоему, – смирилась Агафья. – Где переночевать, мы тебе найдём местечко. А вот с едой… Евстигней не рассказывал тебе, что пища наша непривычная твоему желудку?

– И это не беда, я неприхотлив, – кивнул Силантий. – Случалось даже, что голодать подолгу приходилось.

– Ох-хо-хо-хохошеньки, чирей ты наш, солдатик, нежданно-негаданно на заднице вылезший, – посетовала старица. – Может, ещё какие пожелания имеешь, так не стесняйся, говори?

– Ну, раз так, то скажу, – пожал плечами Силантий. – Лошадку мне дай с телегой и возницей на денёк, «богородица» Агафья. Негоже же мне инвалиду, грудью стоявшему за царя и отечество, покалеченному ворогом, пешочком по городу шлындать. А я по всему судить буду, прав ли был Евстигней, о чуткости и отзывчивости «людей божьих» дни и ночи напролёт мне рассказывая.

12

На улице стемнело настолько, что дома по обеим её сторонам можно было различить только по светящимся оконцам. Небо, как плотными шторами, затянули густые облака, через которые не проглядывались ни луна, ни звёзды.

Евдокия Крапивина быстрым шагом возвращалась в дом иерея Георгия одна.

– О Хосподи, помоги без беды до избы батюшки добраться, – шептала она, бросая пугливые взгляды то влево, то вправо. – Мне и так горя хватает, Хосподи, спаси меня несчастную и сохрани.

Пройдя половину пути, Евдокия краем глаза вдруг заметила притаившуюся справа, у забора, чью-то фигуру. «О Хосподи, не меня ли пожидают?» – мелькнула в голове ужасающая мысль, и она перешла с шага на бег.

Фигура в темноте бросилась ей наперерез.

– Хосподи, защити меня, защити! – в панике закричала Евдокия, усиливая бег. – Хосподи, смилуйся надо мной! Прошу, молю Тебя, помоги, Хосподи!

– Да обожди ты, дурёха! – прозвучал из темноты голос сестры. – Остановись, не беги, я тебя не обижу!

– О Хосподи, спасибо тебе, Владыка Небесный! – облегчённо вздохнула Евдокия, останавливаясь. – Машка, как ты здесь? Напугала меня до умопомрачения.

Сёстры обнялись и расцеловались.

– Я тебя не пугала, ты сама