Шрифт:
Закладка:
А она сама продолжала лечиться Катькиными ручками, с упоением шлепающими ее по лицу. Она так хохочет при этом, показывая беленькие редкие зубки, что невозможно отказать ей в удовольствии.
«К тому же, – решила Женька, – кому-нибудь уже давно пора было надавать мне по щекам…»
Для чего ей была послана эта встреча? Не случайно же – именно ей. Что она должна донести до людей такого, на что Мишка намекнул? Спасать животных, ломая клетки? Спасать людей?
«Здесь так много несчастных…»
Нужно оглядеться как следует. И ведь далеко ходить не придется…
Когда они обе ушли, Женька осторожно, буквально на цыпочках приблизилась к той черной дыре, что, оказывается, все это время существовала на кухне. На всякий случай постучав, чтобы не застать его врасплох, она заглянула к Глебу, снова ощутив ту ледяную дрожь, что пробежала по спине еще в первый раз. И постаралась не поморщиться от запаха тления.
Оттолкнув ее, в отверстие просочился Огарок, про которого Женька почти забыла за последние дни. Маленькая девочка и прекрасный ангел как-то вытеснили кота из ее жизни. Но он не сдался – напомнил о себе.
Женька посторонилась, пропустив кота, который сразу улегся Глебу на живот, словно тот был его хозяином.
– Знаете, кто я?
Глеб моргнул, и ей почудилось, будто глаза его улыбнулись.
Он знал.
Женька поймала себя на том, что сама улыбается ему, хотя еще недавно истово ненавидела тех, кто обосновался в этом районе куда раньше них. Тех, кому не надо было вкалывать, как проклятым, откладывая каждую копейку и постоянно зашивая единственные колготки, единственный бюстгальтер…
– Я должна вам сказать: кажется, моя мать влюбилась в вас. Она не говорила мне. Я сама догадалась. Это кому угодно может показаться полным бредом, только не мне. – Она подумала о Мишке. Потом добавила: – И не вам.
Его взгляд не отрывался от юного лица, будто Глеб просил продолжать. До конца рассказать последнюю сказку о прекрасной принцессе, полюбившей чудовище. Но эта история отличалась от других тем, что помощь нужна была и красавице тоже…
– Вы как-то общаетесь с ней? Ну, я так и думала! Вы можете кое-что сказать ей? Тогда скажите, что вы ее любите. Не сейчас. А когда почувствуете, что… уходите. Понимаете зачем? Это, наверное, жестоко – так говорить с вами… Об этом говорить… Но не сказать – значит убить и ее тоже. Приходится выбирать, понимаете?
Его веки тяжело опустились и больше не поднялись, хотя у Женьки не замерло сердце от страха, что он умер прямо на ее глазах. Он просто дал понять, что им больше нечего сказать друг другу.
Глава 27
Как он догадался, что умирает? Скорее всего, в тот миг, когда внезапно, совсем забыто ощутил все свое тело. И оно было легким, ловким, летящим, оно парило над провонявшей постелью, которую жена не меняла месяцами, а из памперсов то и дело просачивалось… А тут все запахи растворились в голубизне, как-то вдруг раскрывшейся над ним вращающейся, спиралевидной воронкой, приподнявшей его над кроватью, потянувшей вглубь себя.
Раньше Глеб и не подозревал, что цвет может вытеснить запах, ему казалось, это разные субстанции, он так мало знал до сих пор… Он даже не задумался, на что сгодится ему теперь это знание о мире, из которого он уходил. Оно было дано ему кем-то, кто знал и причины, и следствия. Впрочем, Глеб и об этом не подумал, а просто замер от восторга, когда поток воздуха, идущего снизу, увлек его к небу, которого он не видел много месяцев. И дух захватило, как в детстве, когда он смотрел с высоченного обрыва, через десять лет оказавшегося приземистой горкой – только на санках кататься.
И он уже понесся с этой горы вверх, готовый, опять же как в детстве, зажмуриться, взвизгнуть, но вместо этого застонал, напрягая гортань, застонал так громко, как только мог, потому что следом уцепилась мысль о Ренате: «Не увижу больше! Никогда ведь не увижу!»
Он хотел видеть. Открыл глаза и внутренне ахнул от неожиданности – над ним нависала черная кошачья морда. Женька забыла забрать Огарка, догадался он. Но уже не испугался, что жена раскроет его тайну. Только взглянул на кота укоризненно: «Зачем ты меня удержал? Я ведь уже мог улететь… Мне больше незачем оставаться тут».
Но кот явно считал по-другому и настойчиво тыкался носом в его губы, щеки, веки.
«Твоя взяла, – вздохнул Глеб. – Придется повременить…»
И тут же услышал голос Ренаты. Но не из-за стены… Он доносился из соседней комнаты и становился все громче. Глаза Глеба широко раскрылись, он не понимал, что происходит. Кот тоже замер, услышав голос хозяйки, повернул голову, потом попятился, точно уступая ей место.
– Вы не имеете права! – это выкрикнула Роза.
– Поговори еще! – осекла ее Рената. – Ты еще под суд пойдешь за неоказание помощи, поняла? А может, и потяжелее статья найдется.
Фантасмагория оказалась светлой: в комнату ворвалась раскрасневшаяся Рената в длинном платье песочного цвета, за ней незнакомый врач в белом халате, побледневшая от страха Роза в кремовом пеньюаре. И только два рослых санитара были в форме синего цвета.
«Если я все же угодил на небеса, это те самые оттенки», – подумал Глеб. Но тут Рената подцепила с его пледа совершенно черного кота:
– А ты что тут делаешь?!
Оправдываться Огарок не стал, и она просто прижала его к груди. Лицо ее почему-то так и сияло, но Глеб не находил этому объяснения.
«Зачем все это? – пытался спросить он взглядом. – Я ведь почти улетел… Оставьте меня в покое».
Он не знал, что доктор делает с его телом, ничего не чувствовал, как и прежде. Врач требовал у Розы рентгеновские снимки, результаты МРТ:
– Несите все, что есть. Немедленно!
Когда санитары переложили Глеба на носилки, Рената быстро наклонилась к нему и шепнула:
– Я спасу тебя, вот увидишь. Я все выяснила, ты мне не врал…
Он даже не понял, о чем она говорит. И посмотрел почему-то не в
