Шрифт:
Закладка:
— Сегодня утром, — сказал Пастор, — ||||||||||||||| был найден мертвым. Ему распороли живот. У меня есть основания полагать, что к этому убийству и двум предыдущим вы имеете непосредственное отношение.
— Хорошо бы услышать хоть одно доказательство, — сказал он.
— Доказательство? — спросил Пастор. — Извольте. Первая жертва — |||||||||||||||, убит в первый ваш день на Острове. Вторая — |||||||||||||||. Зарезан в собственном доме. Он не вышел на работу, сказавшись больным. В тот день вы опоздали и пришли к концу проповеди. Вы вполне могли перерезать горло ||||||||||||||| и остаться незамеченным, потому как вся Община собралась в Церкви. Вы человек новый, мы не знаем, что вы делали на Большой земле и какая дорога привела вас на Остров. Возможно, вы убивали и раньше. А оказавшись здесь, были не в силах противостоять демонам, пленившим ваш разум. Но все это ничего не значит, и вы можете придумать столько оправданий, сколько сочтете нужным, и некоторые, я уверен, будут чертовски похожи на правду. Но все меняет одна деталь.
Пастор вытащил из кармана порванную цепочку с четырьмя ключами.
— Ваша вещица? Что вы можете сказать в свое оправдание?
— Я не убивал тех людей. Можете обыскать меня, дом — уверяю, вы не найдете никакого оружия.
— Потому что вы прячете его где-то на Острове, так? Лучше расскажите про ключи. Как же так получилось, что они оказались в руке убитого?
— Вчера я возвращался домой, будучи в стельку пьяным. Возможно, ветка дерева или что угодно еще сорвали цепочку.
— А может, алкоголь лишил вас осторожности, и вы совершили ошибку, оставив неопровержимую улику на месте преступления? Думаю, у меня есть все основания считать вас виновным. Несколько дней вы проведете в карцере, пока мы не решим, что с вами делать.
Карцер — тесное помещение, было целиком сколочено из дверей. Верно, чтобы отобрать у заключенного последнюю надежду на спасение: вокруг сплошь двери, и еще одной взяться неоткуда. Впрочем, его это не беспокоило.
Вероятно, его подставил владелец Вивария. Или кто-то из Общины, чтобы замести следы. Похоронил трех врагов и его заодно.
В карцере было душно и тесно. Никакого туалета или кровати. Его тюрьма была размером с собачью будку. Он не мог лечь во весь рост, встать и даже сидеть приходилось, скорчившись в три погибели. Часы у него забрали, и время исчезло вместе с ними.
Он не знал, собираются ли его кормить и выводить в туалет. А может, это и есть наказание? Смерть в собственных нечистотах? О нем словно забыли. Вероятно, он умрет от жажды, но из-за язв промучается дольше. Чем больше меток, тем страшнее смерть. Черт возьми, здесь во всем есть смысл.
* * *
От духоты он начал терять сознание. Язвы горели огнем. Он проваливался в сон и снова приходил в себя. Когда он вновь открыл глаза, понял, что его куда-то тащат. Его переодели в чистое, усадили за стол и дали кружку воды. Он выпил все до капли.
— Потом я дам еще, но должно пройти время, иначе вас вырвет.
Он поднял голову и увидел Пастора. На грубо сколоченном столе — связка из четырех ключей и часы.
— Думаю, мне следует извиниться, — сказал Пастор. — Сегодня утром мы обнаружили катер, битком набитый оружием. Не думаю, что это ваш катер, и, если б у вас имелся напарник, он давно бы попытался вас освободить. Сейчас мои люди прочесывают Остров.
— Какой сегодня день?
— Воскресенье.
— Который час?
— Три пополудни.
— Что ж, спасибо за гостеприимство, — сказал он и поднялся. Его качнуло, однако он устоял на ногах.
Пастор смотрел на него как на сумасшедшего.
— Вам нужно отдохнуть. Вы еще слишком слабы. Пусть мои люди…
— Прогуляюсь по свежему воздуху, и все пройдет, — перебил он Пастора. — Не стоит беспокоиться.
Он взял со стола цепочку с ключами, не забыл и про часы. Он шел извилистыми тропками, думая, как лучше обставить дело. К парадному ходу соваться бессмысленно, попробуем через окно, по старинке. Ноги едва держали. Он перевалился через подоконник и лег на холодный кафельный пол отдышаться. Главное сейчас — не потерять сознание.
Несколько шагов, и он в тесном коридоре. Тот, кто был ему нужен, находился в комнате прощания. Человек стоял спиной к входу. На нем был защитный костюм, фартук и противогаз.
Он сказал, стараясь, чтобы голос звучал как можно тверже, больше всего боясь, что вместо нужных слов раздастся невнятное бормотание.
— Подними обе руки так, чтобы я видел, — сказал он. — Дернешься, и я прострелю тебе голову.
Крематор на секунду замер. Выпрямился.
— Живее!
Крематор подчинился. Из рукавов торчали крючья протезов.
— Теперь сними противогаз.
Пусть и не сразу, но Крематору удалось сделать это. Вместо обожженной кожи — темные волосы.
— Повернись ко мне лицом. Не люблю стрелять в спину.
Крематор выполнил просьбу, и стало ясно, что никакой это не Крематор, а Зеленая Кепка собственной персоной.
Он выставил вперед указательный палец и сказал:
— Бах.
После чего упал на спину, словно срубленное дерево.
Когда он очнулся, то понял, что сидит на стуле. Обычном деревянном стуле, вроде тех, на которые ставят гробы за неимением лучшей мебели. Никаких наручников, веревок и прочего. Рядом за столом сидела Зеленая Кепка и чистила пистолет.
— А где твои ножи, плоскогубцы и дрели? — спросил он. — Дома забыла?
— Как ты меня вычислил? — спросила Кепка.
— Стакана воды не найдется?
Кепка бросила ему флягу. Он едва сумел ее поймать.
— Ты не ответил на вопрос, — напомнила Кепка.
— В карцере у меня было время подумать. И кому это я так насолил? А сегодня Пастор сказал про катер и оружие. Зная твое отношение к кормушкам и моей скромной персоне, догадаться было не сложно. Осталось понять, где ты спряталась. Крематор подходил на эту роль идеально. Я, само собой, рисковал, но знаешь, мне уже все равно.
На то, чтобы произнести эту речь, ему понадобилось сто лет.
— Ты пытала людей, чтобы больше узнать о здешних порядках…
— Я пытала гнусных ублюдков вроде тебя.
— Ладно, в вопросах морали и нравственности мы по-прежнему не сходимся, оставим этот разговор до лучших времен.
— Что ты там мямлишь? Ни хрена не слышно.
Он сделал глоток из фляги, потом еще один и сказал:
— Ты наверняка смекнула — люди из Общины так боятся умереть, не очистившись, что ответят на любой вопрос. Не понадобятся даже плоскогубцы. А затем ты подставила меня.
— Я решила, что в
