Старик открыл дверь невзрачного дома, безбоязненно взявшись за ручку голой ладонью.

— Наверное, у тебя масса вопросов, — сказал Старик, снимая шляпу и вешая ее на гвоздь.

— Что это за место?

— Перво-наперво, это Остров. Когда-то сюда отправляли людей, больных проказой. На картах ты это место не найдешь, и туристы о нем не знают. Много кто не знает. Раз в неделю сюда приплывают хорошо вооруженные люди и оставляют ящики с продуктами. Или привозят ребенка и бросают на причале. Совсем как тебя.

— Сколько здесь людей?

— Каждый день по-разному, — сказал Старик. — Своей смертью здесь никто не умирает.

— А кого хоронили сегодня?

— Несчастного паренька, который свел счеты с жизнью. Он повесился сегодня утром. Здесь нет морга, так что с погребением не затягивают.

— Кто еще живет на Острове?

— Есть Приют, которым заправляет сестра |||||||||||||||. А еще небольшое поселение, в паре километров. Люди пытаются вырастить хоть что-то на этой скорбной земле. Они каждый вечер собираются в Церкви. Тебе стоит взглянуть, как проходит служба. Главный там пастор |||||||||||||||. Остальные держатся особняком. Прогуляйся, осмотри Остров, и многие вопросы отпадут сами собой. Главное, не суйся в бывший Виварий и держись подальше от Лечебного корпуса.

— Кто-нибудь пробовал отсюда сбежать?

— Нет.

— Это опасно?

— Дело в том, что те, кто может сбежать, никогда этого не сделают. А те, кто хочет — у них никогда это не получится. Большинство не желает покидать Остров. Скоро ты узнаешь почему.

Ах да. Девочка. Ты видел ее сегодня на похоронах. Она единственная, кто вернулся. Понимаешь? Она два года как пропала, а пару месяцев назад ее заметили в Оранжерее. Эта девочка единственная на Острове, у кого нет язвы. Многие приходили, расспрашивали, что она видела, но девочка молчит. И так молчит, что спрашивать больше не хочется.

Оставайся с нами. Или подыщи другое жилье. Главное, помни — сегодня в Театре должны быть все без исключения. Разве что ||||||||||||||| может не явиться и еще пара отщепенцев. За полчаса до Церемонии начинают бить в колокол, но к тому времени все лучшие места уже заняты.

— Что еще за Церемония?

— Увидишь.

Он бесцельно бродил по извилистым улочкам. По дороге ему попался ржавый щит с картой Острова. Он понял, в какой стороне искать Театр, Лечебницу, Крематорий, Оранжерею, Виварий и Приют. Было подрисовано еще несколько мест, в том числе с забавными названиями, вроде Лунные Кроты. Или Гнездо. Кое-какие названия были соскоблены, а взамен написаны новые.

Щит с картой стоял на развилке, и нужно было выбрать, куда отправиться. В Виварий и Лечебницу Старик сказал не соваться, что ж, с этим повременим. Он решил сходить в парк, взглянуть на Гнездо.

Вместо парка его встретил пустырь с одним-единственным деревом, но таким огромным, какого видеть ему еще не доводилось. Толстенные ветви, словно пальцы, сжимали дом с флюгером и длинной печной трубой, будто вырвав его из земли с корнем: следом тянулись канализационные трубы.

Он подошел к дереву. Сверху спускался шнур, табличка рядом извещала: «Звонок». Ни предостережений, ни пожеланий. Он потянул за шнур и услышал слабый перезвон колокольчиков. Потом, едва не стукнув по голове, упала веревочная лестница.

Он стал карабкаться наверх и скоро увидел гостеприимно распахнутую дверь. В прихожей на стуле с высокой спинкой сидела женщина. В уголке рта был зажат мундштук, дымилась тонкая сигарета. На женщине были театральная маска и шляпка с перьями. Поскольку жила она в доме на дереве, к тому же именуемом «Гнездо», прозвище сложилось само собой.

— Кто вы такой? — спросила Леди-Птица.

— Меня привезли сегодня на Остров.

— Разве это повод нарушать покой его жителей?

— Видимо, нет.

— Как вас зовут, молодой человек?

— Я не помню своего имени. Как не смогу запомнить ваше, ни чье-либо еще. У меня редкое психическое расстройство.

— А у кого его нет в наше время?

— У меня феноменальная память на все, что не касается имен.

— А вы можете, один раз прочитав несколько страниц текста, выучить его наизусть?

— Да.

— Что же вы медлите? Проходите быстрее в дом!

Он преодолел последние перекладины лестницы и встал на коврик с надписью: «Добро пожаловать!» Тщательно вытерев ноги, он переступил порог. Его встретили театральные афиши, расклеенные тут и там. Леди-Птица явилась с подносом, на котором стояли два бокала с шампанским. Он неохотно взял один.

— За «Восторг!». Это название моей новой пьесы. Впрочем, пока единственной. Я постоянно вношу правки и однажды чуть не спалила рукопись вместе с домом ко всем чертям, так она мне опостылела. Что же вы не пьете?

Леди-Птица говорила без умолку. В какую-то секунду они оказались в гостиной. Леди-Птица всучила ему толстенную пачку листов. Видимо, это была роль.

— Я пробовала репетировать с местными, но у них одно на уме. Язвы, язвы, язвы. Черт бы их всех побрал, — сказала Леди-Птица, допивая шампанское одним махом.

— А вы…

— Я оказалась на Острове, едва мне исполнился двадцать один год.

— И она до сих пор не явилась за вами?

— Я появилась на Острове задолго до всего, что сейчас здесь творится. Видите ли, я последняя пациентка лепрозория. Когда пришел срок, я не захотела возвращаться домой жалкой калекой. Мне уже было сорок. Какая участь меня ждала? Никто не захочет связываться с больной проказой.

А потом на Остров пришли новые, весьма скверные времена. Сюда стали привозить детей. Думаю, вы знаете для чего. У меня тоже есть метка, появилась спустя месяц, как все началось. Я выторговала себе жилище, какое пришлось мне по нраву, и заперлась ото всех. Мне приносят еду и все необходимое, в том числе лекарства. Я не жалуюсь. И не волнуйтесь, я не заражу вас: вопреки расхожему мнению это весьма непросто. Итак, приступим?

Они репетировали, пока не раздался колокольный звон. Вот-вот в Театре должна была начаться Церемония. Он глянул на часы: без десяти минут шесть. Леди-Птица закурила новую сигарету.

— Вы не идете? — спросил он.

— Нынешний репертуар Театра мне не по душе. Я давно там не была. Но вы непременно должны сходить. И не забудьте навестить меня завтра, пройдемся по тексту еще раз. Остались некоторые… шероховатости.

Он спустился по лестнице и отправился к Театру. Ему попадались люди, как и он, спешившие на Церемонию. Театр был старым, краски давно поблекли, ткань кресел выцвела, а огромная люстра под самым потолком норовила рухнуть в любую секунду.

Кроме того, он заметил несколько дыр в зале и на сцене: доски там совсем прогнили… Если подумать, в этом был