дней, но со временем было туго. Во всяком случае, он выяснил, что с домом что-то не так. Уже хорошо.

Он отправился в редакцию газеты, попросил, чтобы ему дали полистать старые подшивки. На этот раз он сказал, что пишет реферат о том, как менялся город. Главный редактор, женщина в бесформенной черной одежде и с ярко-красным маникюром, проводила его к тесной кладовке.

В кладовке было множество полок, на каждой лежали подшивки газет, разделенные по годам. Редактор указала ярко-красным ногтем на принтер и стопку бумаги, словно не хотела тратить слова для пустяков, вроде реферата.

Он стал листать газеты, выпущенные пятьдесят лет назад, — чтобы ничего не пропустить. Дочь Паучихи была заточена в подвале больше сорока лет назад. Паучиха была родной сестрой женщины, которая рисовала одну и ту же дверь. Возможно, здесь была какая-то связь. А еще, около сорока лет назад, был сделан заказ на двенадцать дверей с искусным орнаментом. Но все могло начаться и раньше.

Его интересовали необычные происшествия. Все, что касалось комнат. И дверей.

Спустя два часа усердных поисков ему удалось выяснить, что сорок четыре года назад случился большой пожар. Сгорело несколько домов, включая тот самый, со всеми его распрекрасными дверьми.

Он нашел несколько объявлений о детях, пропавших до пожара. Родители уверяли, что дети не выходили из дома. Два мальчика и девочка. После пожара сообщений о пропавших детях стало втрое больше.

Еще в газете писали о суде над двумя детоубийцами ||||||||||||||| и |||||||||||||||. Фотографий, к сожалению, не было. Писали, что они устроили пожар и повинны в смерти как минимум трех детей. Трупы ||||||||||||||| и ||||||||||||||| были закопаны в подвале дома.

Он услышал голоса; наверное, это редактор пришла сказать, что пора закругляться. Он взглянул на часы: 13:00. Наверное, у них обед. Быстрые шаги, и дверь в кладовку распахнулась. На пороге стояла редактор. За ней маячили двое полицейских.

— Что с вашими руками? — спросила редактор.

Он взглянул на забинтованные ладони, словно увидел их впервые.

— Пытался слезть с дерева по веревке. Чуть не рассчитал и получил «ковровый ожог».

— В какой школе вы учитесь?

Он прекрасно помнил карту города, так что с этим вопросом справился легко.

— Как вас зовут?

А вот это уже сложнее.

— Как вас зовут, молодой человек? И назовите имя преподавателя, который задал вам написать реферат. Это ведь вы заходили в архив, верно?

— Да, но там мне документов не выдали, и пришлось обратиться к вам. Разве это такая большая проблема?

— А как насчет предплечья?

Он носил только вещи с длинными рукавами. В последнее время. Он проследил за взглядом редактора. На рукаве расплывалось бурое пятно.

— Вы так и не назвали имя преподавателя, — напомнила редактор.

— Совсем из головы вылетело. Я новенький.

— А ваше имя? Его вы тоже не помните?

Он поднялся со стула. Места для стола в кладовке не было, так что подшивки приходилось держать на коленях. Это было неудобно. Подшивки норовили соскользнуть, а еще они были весьма тяжелыми.

В голове мелькнула безумная мысль: швырнуть подшивку в редактора и… что тогда? Схлопотать пулю от полицейских? Он всего лишь обычный школьник, к чему такие предосторожности? Видимо, читать старые газеты в этом городе преступление.

— Верните подшивку на место, молодой человек, и выйдите из кладовки.

Он решил подчиниться. На этот раз.

— Покажите вашу руку, — сказала редактор.

— С какой стати?

— Значит, по-хорошему вы не хотите. Что ж.

Редактор уступила дорогу полицейским. Они заковали его в наручники, посадили в машину, а затем отвезли в отделение. Он не сопротивлялся — бессмысленно.

Ближе к вечеру явился врач. Осмотрел его с ног до головы. Поглядел на расчесанные язвы, кровь и гной. Почти наверняка он видел такое, и не раз, потому совсем не удивился.

Его отвезли в больницу. Когда он слышал бряцанье медицинских инструментов, это всегда пробуждало в нем животный ужас. Именно поэтому он так тщательно заботился о зубах — чтобы видеться с дантистом как можно реже.

На окнах решетки, здоровенные санитары, он еще успел подумать, зачем такие нужны, его ведь привезли не в психиатричку. Он сломал руку одному и отправил в глухой нокаут другого, прежде чем его скрутили. Уложили на каталку и пристегнули ремнями.

Теперь он видел только потолок с лампами дневного света. Его куда-то везли, он слышал, как гремят колесики каталки по плиткам, как распахиваются двери. Он вертел головой, выискивая план эвакуации в случае пожара, чтобы запомнить все выходы, знать, куда ведут коридоры и сколько здесь дверей.

Стальные пальцы прижали голову к каталке, чтобы он мог любоваться исключительно потолком. Поворот, и он в новой комнате; это почти наверняка операционная. За дверью, где скрывались имена, завозились и начали скрестись.

* * *

Он пришел в себя на досках причала. У него забрали все, кроме одежды, ключей и наручных часов. Он не стал вставать сразу, чтобы не стошнило. Он лежал с закрытыми глазами и думал, во что его угораздило вляпаться на этот раз. Когда он решил, что можно подняться, увидел в конце причала билетную кассу, старую и потрепанную. Дальше были дома, а позади — слева и справа, куда хватало глаз, простиралось море.

Он шел по скрипучим доскам. Билетная касса была открыта, внутри никого. Путь преграждали высокие ворота из железных прутьев. Он толкнул их, и скрип ржавых петель разнесся по всей округе. Он шел по мощеной улочке, петляющей между домами. Дома были старыми, крыши кое-где провалились, окна заросли пылью и паутиной. Табличек с количеством дверей видно не было.

Попалось кафе с плетеными стульями на террасе. Вывеска хоть и выцвела, заброшенным кафе не выглядело. Он услышал звон колокола. Пошел на звук и скоро оказался на кладбище. Траурная церемония подходила к концу. У разверстой могилы стояли люди. Он заметил девушку, в одеждах сестры милосердия. К ней жались двое ребятишек в серых костюмчиках.

Несколько угрюмых мужчин стояли, прижав шляпы к груди. Потом он увидел в толпе Старика и девочку, которой до сих пор не сумел дать прозвища. Прозвище вытаскивает на поверхность то, что имя пытается скрыть. Наверное, ей скрывать было нечего.

Еще у могилы стояла светловолосая девочка в синем платье. Он сразу узнал ее — та самая, с родинкой в форме полумесяца.

Гроб был сколочен из дверей. Каждый бросил горсть земли на крышку, и могилу стали закапывать. Люди расходились. Он двинул к Старику, они молча пожали руки и пошли рядом. Он оглянулся на ту, в синем платье. Девочка осталась там, где