нывшие запястья.

— Витя, а ты ж ее не испугался, — удивился Константин Викторович. — Мне казалось, что ты веса станешь бояться, а ты все равно почти вырвал.

— Руки слабоваты, и спина тоже, — поднявшись, я потряс руками. — нервная система не готова к такому весу. Я не успел вовремя зафиксировать штангу.

— Ну ты старался, — вздохнул тренер. — И так выше крыши делаешь. Лады. Поехали, наверное, домой. Хватит на сегодня.

— Хватит, — сказал я.

Константин Викторович кивнул.

— Ну, я пойду в кабинет свой схожу. Надо мне кое-что там забрать.

— Самогону я с вами хряпнуть не смогу. Уж извините, — сдержанно рассмеялся я.

— Что? А! Да не! — Он тоже хохотнул. — Там у меня отчетность. С тобой мы хряпнем лет через десять!

— Обязательно.

— Ну ладно. Я пошел. Ты пока делай заминку.

Тренер вышел из зала, а я присел на лавку. Взял свою тренировочную тетрадь. Стал листать. Когда на глаза мне попался свернутый листок папиного письма, я остановился на нем.

— Давно же я его не перечитывал, — сказал я задумчиво.

После того как в начале июня я спас письмо от девчонок-макулатурщиц, я читал его всего раз или два. И всякий раз оно помогало мне двигаться дальше. Помогало работать, сохраняя дисциплину.

«Дорогой папа, — начал я читать про себя. — На соревнования ты уедешь рано, а с тренировки вернешься поздно. Наверно, я уже засну. Поэтому пишу тебе это письмо, чтобы пожелать тебе удачи и сказать, что ты у меня самый сильный и займешь самое первое место. А у меня завтра контрольная! Очень сложная. Дроби вообще очень сложные. Ты знаешь, что математика для меня всегда сложная. Сегодня перед тем, как написать тебе это письмо, я повторял тему перед контрольной. Мне было так сложно, что всегда хотелось бросить и пойти спать. А потом я вспомнил, что ты всегда говорил мне: нужно делать, если даже сложно. Даже через силу. Что нужно никогда не сдаваться и всегда доводить все, за что взялся, до конца. Это и делает мужчину мужчиной. Я знаю, что ты всегда только так и делаешь. Что никогда не сдаешься. Я тоже не сдаюсь. Если даже мне будет очень сложно на этой контрольной, я все равно буду стараться изо всех сил. Я хочу быть как ты, папа. Хочу быть самым сильным и самым упорным. Люблю тебя.»

Оторвавшись от незамысловатых детских слов, я улыбнулся. Они меня вдохновляли. Нет, внутренних, душевных сил у меня и самого было достаточно. Тут дело в другом. Мне казалось, я стал потихоньку понимать, почему я попал сюда, в это время и в это тело. Казалось, что так распорядилась судьба. Что я оказался тут, в этом сломленном после гибели отца мальчишке только для того, чтобы исполнить его мечту. Чтобы стать сильным. Чтобы стать упорным. Чтобы стать тем, кем он всегда мечтал. Мне это по плечу, и я исполню мечту мальчика.

Перевернув записку, я прочитал там два слова, которые оставил своему сыну отец. Своим размашистым, крупным почерком он написал их, чтобы, когда вернется, передашь мальчику и свое послание. Чтобы сказать ему, что он может добиться всего, чего захочет.

«Обязательно станешь!» — гласило послание отца.

Свои слова Сергей Медведь жирно подчеркнул двумя линиями. Важность их отметил тремя восклицательными знаками. Да только Володе, своему сыну, передать эти слова так и не успел.

С улыбкой я вложил письмо между страницами тетради. Закрыв, оставил ее на лавке и встал. Принялся снова застегивать гимнастический пояс. А потом пошел к штанге.

Постояв немного у снаряда, за всю мою жизнь ставшего мне и товарищем, и главным соперником, я решился. Перебрав штангу, добавил до тридцати пяти. А потом приготовился рвать.

— Вова, ну ты где там? — Вошел в зал тренер, держа под мышкой свой рабочий журнал. — Делаешь заминку?

Когда он заметил, что я собираюсь вновь подойти, то замер с интересом. Нахмурил брови.

Я снял штангу, с легкостью сделал тягу всем телом, подводя гриф к поясу. Рвануть получилось гораздо сложнее, чем в прошлый раз. Большое усилие понадобилось, чтобы отправить штангу по правильной траектории. Потом доли секунды облегчения и снова тяжесть.

На миг мне даже показалось, что я боюсь веса. В голове промелькнуло:

«Отпусти! Отбрось ее немедленно! Ты не справишься!»

Одной только силой воли я подавил в себе острое желание просто «убежать» от штанги. Спрятаться от нее как можно дальше, чтобы мне никогда больше не приходилось рвать такой сложный для тельца двенадцатилетнего едва тренированного мальчишки вес.

Я поднырнул под штангу и жестко зафиксировал ее над головой. Пошатнувшись, замер в седе.

— Держи, — вдруг изумился тренер. — Держи! Давай, Вова, держи!

А потом я понял, что штангу ведет назад. Что ослабшая спина не в силах выдержать эту статическую нагрузку.

«Держать, — промелькнуло в голове. — Держать!»

— Держать, Вова! — Кричал в такт моим мыслям тренер, аж присев от волнения. — Держать!

Штанга медленно пошла назад, выворачивая мне руки в плечах.

«Держать, — подумал я, борясь с собственными мышцами изо всех сил. — Держать, Вова! Ты выдержишь! Я выдержу!»

— Бросай! Бросай! — Крикнул мне вдруг тренер, — сейчас на себя ее опрокинешь! Бросай, кому сказано⁈

Глава 18

— Бросай, Вова! — Крикнул Константин Викторович.

Я не бросил. Сконцентрировавшись на весе, на мышцах собственного тела, которые уже неплохо чувствовал, я смог удержать равновесие: подался слегка вперед, чтобы штанга, ушедшая было назад, оказалась над серединой стопы. В конце концов, я усидел.

— Что тут у вас случилось? — Вошел в спортивный зал директор Алексей Владимирович. — Чего вы кричите тут?

Когда он увидел, как я держу над головой тридцать пять килограммов, то, заинтересовавшись, замолчал. Директор нахмурился, весь обратившись во внимание, и стал ждать, что же будет дальше.

— Вставай, — сказал напряженный, словно струна, Константин Викторович.

Я медленно, чувствуя натугу всех мышц, чувствуя как вес штанги, составлявший больше половины моего собственного веса, давит, сковывает руки, спину, отдается в ногах.

Когда я стал подниматься, ощутил, как освобожденные от статического напряжения, задрожали бицепсы бедер, распрямляя ноги. В икрах, стопах, с силой давивших на помост, заболели мышцы.

Я поднялся, воздев над головой штангу.

Константин Викторович, аж присевший от эмоций, переполнявших его, выпрямился. Улыбнулся радостно. А потом проговорил:

— Вес