— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, — сказал я. — С техникой у меня порядок. Нужно нацелиться на силовые упражнения.

— Ты будешь выступать в весовой категории до пятидесяти двух килограммов. Ну это, скорее всего, — продолжил тренер. — Значит, тебе суммой двоеборья надо набрать восемьдесят семь килограммов.

— Сосредоточимся на силовых показателях, — повторил я.

— Витя… С техникой у тебя все хорошо только на совсем маленьких весах. Непонятно, как будет, если перевалит за тридцать килограммов.

— Вот и проверим. Другого пути у нас нет.

Я остановился, притормозил тренера за рукав.

— Рыков хочет меня сгноить, — сказал я. — Хочет, чтобы я штангу бросил. Если я к нему попаду, я просто сразу уйду из школы. Не станут тут тренироваться. Не хочу перегореть под его началом.

— Ну… Тут и другие тренера есть.

— Рыков все сделает, чтобы я к нему попал.

— Почему? — Нахмурил брови дядя Костя. — Что ты такого ему сделал? Почему ты вообще решил, что он на тебя чем-то так сильно обижен?

Тогда я кратко пересказал Константину Викторовичу историю с моим одноклассником Беловым и с пропавшими деньгами.

— Значит, этот Гриша Белов — его племянник? — Задумчиво спросил Константин Викторович.

— Да. А Рыков злопамятный. Сами знаете.

— Знаю, — выдохнул Константин Викторович. — Ладно… Мы попробуем. Сделаем что можем. Но если не получится, что, скорее всего, конец моей работе и твоим тренировкам придет. Вот это задача перед нами возникла конечно. Хоть стой, хоть падай.

Внезапно дверь кабинета директора позади нас распахнулась. Оттуда вышел Рыков. Злой и напряженный, он прошел мимо нас с дядей Костей. Хлопнул дверью спортивного зала. Мы слышали, как там, за ней, Рыков стал зло кричать на своих подопечных.

— Не верите вы в себя, — сказал я, глядя на дверь зала, а не на Константина Викторовича.

— Как это не верю? — Удивился он. — Я ж сказал: попробуем.

— Я не о том. Вы напились из-за Иващенко. Так ведь?

Константин Викторович вздохнул. Отвел взгляд.

— Да, Вова. Из-за него. Я к нему еще раз ездил тогда. Узнал, что остановился он у родственников, но все равно… я испугался с ним разговаривать.

Не ответив сразу, я только понимающе покачал головой.

— Ну что ж, — ответил наконец я. — У нас с вами есть еще один подход.

Наступил июнь. Незаметно бежала трудовая четверть, и каждое утро, до обеда, я бывал в школе. Там мы, привычным делом, выполняли мелкий ремонт: белили стены, носили туда-сюда мебель и даже помогали снимать с туалета старую крышу. Носили посеревший, поросший мхом шиферный лом в большую кучу, за школой.

Были у нас и другие дела: мы стригли кусты, работали в школьном саду и на грядках, ездили полоть длинные шеренги совхозной свеклы.

И так играючи, так задорно у меня вся эта работа выходила, так приятно было мне трудиться в дружном коллективе одноклассников, что каждый день мне казалось — я счастлив. Казалось, что все спокойно, все идет своим чередом. Что все впереди.

Тренировки стали сложными: больше веса, меньше подходов и повторений, чтобы сосредоточиться на силе. Больше тяжелых занятий и меньше дней со средней и легкой нагрузкой. Приходилось много спать и потреблять больше белковых продуктов, чтобы лучше восстанавливаться после тренировок. Иной раз, даже заснуть было сложно от боли в мышцах. Но спать было нужно, чтобы отдыхать и расти. Расти во всех смыслах.

В один из дней, в четверг, у меня был выходной от тренировки. Вернувшись из школы, я остался дома один. Мама была на работе, а бабушка ушла к соседке бабе Наде.

Привычным делом пообедав, я пошел к себе в комнату. Решил почитать что-нибудь на досуге. Когда я шарил взглядом по книжной полке с познавательными советскими журналами и художественной литературой, на глаза мне попалось кое-что интересное.

— А я о нем и забыл, — прошептал я себе под нос.

Потом я потянулся в уголок полки. Там между томиком Чехова и Золотым Теленком Ильфа и Петрова затесался конвертик. Это была та самая записка, которую я нашел в отцовской сумке, когда Константин Викторович вернул мне его вещи.

Присев на свой стул, я стал разворачивать конверт. Внутри меня ждал тетрадный лист в косую линию, полный нестройными буквами рукописного текста.

«Дорогой папа» — успел прочесть я.

— Вова-Вова! — Послышалось за двором.

Меня и раньше звал гулять Глеб или Саша Плюхин, живший на углу и учившийся в параллельном «А» классе. Но теперь голос был другим. Высоким и мелодичным. Меня звала девочка.

Отложив письмо, я вышел на сходни. Заметил, как кто-то топчется у калитки. В ее щелке проглядывался чей-то силуэт.

Торопливо подойдя к воротам, я распахнул калитку.

— Вова! — Встретила меня там обеспокоенная Ксюша Шевелева — та самая девочка-соседка с каре темных волос, что поддерживала меня на «очной ставке».

— Привет, Ксюша.

— Там… Там, на пустыре… Там Глеб с… В общем…

Девочка явно была чем-то взволнована.

— Тихо ты, Ксюш. Не торопись, — успокоил я девчушку.

Девочка выглядела нервной и запыхавшейся. Кажется, ей пришлось бежать сюда, чтобы позвать меня.

— Скажи толком, в чем дело?

— В общем… На пустыре, где все в футбол играют, — начала она. — Глеб с Сашей гуляли. В ножички там играли. А я… А я ходила по соседям собирать макулатуру.

— Что-то случилось на пустыре?

— Да! Там старшие ребята…

Она недоговорила. Обратила взгляд вправо, к своему двору. Я проследил за ним. В распахнутой настежь калитке появился… большой пес. Крупная немецкая овчарка статно вышла за двор. Преисполненная собственного достоинства, она уселась у калитки. Стала с интересом рассматривать окрестности.

— Джульбарс! — Крикнула на нее Ксюша. — Быстро домой!

Пес снисходительно глянул на девочку. Потом лег, устроив морду на лапы.

— Вот вредина какая! Только брата слушается, а его нету!

— Что на пустыре случилось-то? — спросил я.

— В общем, — девочка обеспокоенно глянула на меня. — В общем, я увидела, как на пустырь пришли старшие ребята. А потом стали у Саши велосипед отбирать! Я тут же бросила бумагу и домой. Хотела брата позвать, чтоб он заступился, а