Шрифт:
Закладка:
— Че? — Нахмурился Мурат. — Кончай свистеть! Вадим Сергеевич не стал бы нам давать какую-нибудь дрянь!
— Можешь не верить, — покачал я головой. — Но тебе же хуже.
Ребята с сомнением переглянулись. Егор тревожно поглядел на таблетки.
— Откуда ты знаешь? — Спросил Тимофей.
В светлоглазом взгляде мальчика читалось недоверие.
— В прошлый раз Вова посоветовал мне их не принимать, — серьезно сказал Сергей.
— Я только что нашел таблетки Рыкова в раздевалке, но тренер отобрал их. Потому и убежал скорее прочь, что попался. Там он вам их и раздавал, да?
Никто не ответил. Мальчишки только мялись на месте.
— Он потребовал вернуть их. А я растоптал.
— Врешь… — Прошипел Маратик. — Ты просто Вадима Сергеевича не любишь! Не нравится он тебе, вот ты на него и наговариваешь!
— Он вас гробит, Марат, — холодно ответил я.
— Замолчи, — Марат выступил вперед. — Хватит на Рыкова наговаривать! Хватит про него грязь разводить!
— Повторяю, не пейте таблетки, — сказал я.
— Молчи! — Киркнул Марат.
— Не веришь, делай что хочешь, — повторил я. — Но предупреждаю…
Я недоговорил, потому что Марат сорвался и толкнул меня в грудь. Не мешкая, я ответил тем же.
— Э! — Крикнул Сережа, когда Марат кинулся на меня с кулаками.
Он схватил чернявого мальчишку, но тут же схлопотал от него в глаз. Удивившийся этому Сережа отшатнулся. Но потом и сам кинулся в драку.
Мы с Маратом схватились. На Сережу налетел Егор, и они стали бороться, топчась посреди коридора.
— Хватит… — Шипел Марат. — Хватит брехать уже! Я тебе щас шею намылю!
— Вы че творите⁈ — Кричал Тима, мечась между нами. — Да нас же всех со школы попрут!
Марат был сильным. Он схватил меня за шею так, что аж хрустнуло. Зажав словно тисками, дернул, заваливая на пол. Я не растерялся. Потянул его за одежду и Марат упал следом. Теперь уже я обхватил его голову, силясь уложить крепкого мальчишку на лопатки.
— Вы че тут устроили⁈ — Раздался зычный женский голос.
Все знали этот голос. Мы, все как один прекратив драку, синхронно подняли головы. Это была уборщица Сталина Геннадьевна. Крупная женщина за пятьдесят, он пользовалась серьезным авторитетом в школе, в основном из-за своего сурового и напористого характера. Даже директор покорно выходил из кабинета, когда Сталина Геннадьевна начинала мыть там полы, а нахальный Рыков вел себя с ней вежливо. Был, что называется, ниже травы тише воды в ее присутствии.
— Чего вы вытворяете, засранцы⁈ Все полы мне исчеркали!
— И-извините, Сталина Геннадьевна, — виновато пробурчал Маратик, оказавшийся подо мной.
Я отпустил Марата, молча встал на колени, поднял руки, мол, все, больше не дерусь.
Сережа, Егор и Тима просто замерли, уставившись на нее испуганными взглядами.
— А ну, пошли отседава, пока я не сказала кому надо, что вы в коридорах безобразничаете!
Мальчишки виновато вышли из школы, один за другим бросая Сталине Геннадьевне «Извините». Я же только улыбнулся уборщице.
— А ты чего улыбаешься, сорванец? — Удивилась она.
— Спасибо, что остановили весь этот кавардак, — ответил я. — До свидания.
— Чего ты так долго? — Спросил у меня дядя Костя, когда я подошел к его мотоциклу.
Я вкратце рассказал ему, что произошло. Остальные ребята же, остались на стадионе. Я видел, как они сели на трибуны. Стали, видимо, обсуждать мои слова.
— То-то Рыков так со двора вылетел, — задумался Константин Викторович. — Как ужаленный. И злой как собака.
— Он знает, что мы его поймали, — покачал я головой. — Теперь пути назад у нас нету. Надо идти в контору Машиностроителя. Рассказать все. Я буду свидетелем.
— Поздно уже, — Константин Викторович глянул на часы. — В конторе спортивного общества никого не будет. Закончился рабочий день. А потом выходные начинаются. Да и, сам знаешь, директор наш в отпуске, в санаторий уехал. Будет только к сентябрю. Да и половина работников конторы в отпусках. Председатель вообще на спортивных сборах в лагере. Если даже мы все расскажем, дело сразу так просто в оборот не пустят. Тем более, все по-прежнему — наше слово, против егошнего.
— Надо попытаться, — сказал я. — Потому как теперь Рыков так просто это дело не оставит.
* * *
Суббота. Утро следующего дня
— Да Вадим, — сказал, кивнув Петр Гришковец, зам председателя спортивного общества «Машиностроитель», мастер спорта по тяжелой атлетике, судья по спорту первой категории, — слышал я про этого Вову Медведя. Алексей Владимирович как-то рассказывал нам о нем на совещании. Говорил, мальчик подает надежды.
Во второй половине августа по утрам, особенно ранним, уже бывало прохладно. Этим утром тоже было прохладно. Даже зябко.
Зябкостью в основном веяло от широких совхозных озер, огромными зеркалами развернувшихся перед Рыковым и его давним другом, а потом и родственником Петром Николаевичем.
— Странно, что ты его, Петр Николаич, хвалишь, — сказал Рыков, наблюдая за носиком поплавка, торчащим из зеленоватой глади озера. — Папка его тебе, в свое время, немало крови попил.
— М-да… — Вздохнул Петр Николаевич, и сосредоточил взгляд на поплавке. — О! Клюет.
Его поплавок с высоким древком стал прыгать, а потом и вовсе ушел под воду.
— Подсекай, — буркнул ему Вадим Рыков.
Петр Николаевич дернул удочкой. Из воды вырвался, хлещущий всем телом карасик. Судья качнул удочкой в свою сторону, поймал рыбешку и принялся снимать с крючка.
— Хороший, — довольно улыбнулся он, — больше ладошки.
— Ну. Давай его в садок.
Отправив рыбку в длинный садок, скинутый с обрывистого берега в воду, Петр Николаевич принялся поправлять наживку.
— Талантливый был, этот Серега Медведь, — проговорил судья. — Тело от природы крепкое. Будто под тяжести заточенное. Пришел бы в тяжелую атлетику лет в четырнадцать, а не в двадцать пять, как у него вышло, смог бы пойти на международный уровень.
— Странный ты, Петр Николаевич, — недовольно заговорил Рыков, отводя поплавок немного в сторону. — Сколько тебе Серега гадостей сделал, а ты его хвалишь.
— Не, Вадим, ты не путай, — возразил Гришковец. — Одно дело — объективная оценка спортсмена, другое