Каитаро прижимает пальцы к вискам и покачивает головой:

— Ничто не может помочь. Ничто.

— Тогда просто расскажите правду.

В комнате повисает тишина. Таймер в углу кадра показывает, что прошло всего несколько секунд, но молчание, кажется, длится целую вечность.

— Иногда, — медленно начинает Каитаро, — легче быть в шкуре другого человека. — Он бросает взгляд на сидящего напротив прокурора. — Вы всегда нравились сами себе? Вам комфортно быть тем, кем вы являетесь, заниматься тем делом, которым занимаетесь? В моем деле, как, впрочем, и в вашем, часто возникает необходимость сбли-зиться с человеком, и тогда приходится быть своего рода оборотнем.

Прокурор покачивает головой, по выражению его лица трудно понять, что означает это движение — согласие или недоумение.

— Есть работа, которую ты не хочешь выполнять, и люди, с которыми ты не хочешь встречаться. Но — я уверен, вы понимаете, о чем идет речь, — нельзя показывать, что они вам не нравятся. Бывают ситуации, когда вы чувствуете себя уверенно, и тогда это даже уместно — открыто проявить неприязнь. Однако в том мире, в котором живу я, и, вероятно, в вашем мире тоже, подлинные чувства находятся под запретом.

— Рина Сато не понравилась вам при первой встрече? — подавшись всем телом вперед, спрашивает прокурор. — Вы попытались сбежать от нее.

— Да, попытался.

— Получается, продемонстрировали свои подлинные чувства? Неразумный поступок. Разве он не противоречит вашим взглядам?

Каитаро улыбается.

— Он противоречит здравому смыслу и правилам агентства, но никак не моим взглядам. — Он делает паузу. — Знаете, мне приходилось работать со многими клиентами. Всегда находятся люди, которым не хватает азарта, их жизнь слишком тусклая. Или люди, которые хотят снять с себя ответственность за собственный выбор. Те, кто желает купить себе свободу, но при этом избежать эмоциональных потрясений. Такие дела ничем не отличаются от любой другой работы — один человек вступает в контакт с другим. Мне неплохо удавалась моя работа. Иногда она даже приносила удовлетворение.

— А в личной жизни не возникали сложности? Каитаро вновь улыбается:

— У меня не было личной жизни. Поначалу я в ней и не нуждался. Я примерял всех этих людей, словно новую одежду, бросая вызов самому себе. Но в итоге то, что было новым и интересным, превратилось в рутину и стало утомительным. Постоянно напяливать маску и притворяться кем-то иным — требует больших затрат энергии.

— Значит, вы никого не любили, и вас никто не любил.

Каитаро вздыхает:

— Для многих агентов дело обстоит именно так. Они начинают опасаться людей, никому не доверяют. А если ты не доверяешь никому, как можно любить?

— То есть вы нуждались в дружеских отношениях?

— Я хотел быть самим собой.

— Таким образом, ваше знакомство с Риной Сато совпало с вашей потребностью что-то изменить в своей жизни?

— Нет! — Каитаро выпрямляется на стуле. — Я знаю, что я чувствовал. Позвольте уж мне определять, что было у меня на душе.

— Я должен был спросить. Большинство людей так и подумают — встреча с Риной Сато произошла как нельзя вовремя.

— И они будут неправы.

Куросава молчит. Он жестом показывает тем, кто наблюдает за ходом допроса, чтобы принесли еще воды.

— В таком случае что же заставило вас поменять свою жизнь столь кардинальным образом?

— Она, — говорит Каитаро. — Рина. Чем больше я узнавал ее, тем яснее мне становилось, что Рина — та, кого я искал всю жизнь.

— Она была красива? — спрашивает прокурор.

Каитаро беззвучно смеется.

— Очень, но своей особой красотой. В ней была невероятная внутренняя сила, которой я восхищался.

— Но вы хотели оттолкнуть ее? В самом начале?

— Я попытался. Мне хотелось узнать Рину не как объект, с которым выпало работать, но просто как человека. И чем больше времени мы проводили вместе, тем лучше понимали, насколько подходим друг другу. Мы понимали друг друга без слов. И я не мог допустить, чтобы Рина и дальше оставалась в той ситуации, в которой она оказалась.

Накамура замолкает, когда в комнату входит человек и ставит перед ним новый стакан с водой. Затем с кривоватой усмешкой замечает, что отношение к подозреваемому явно изменилось.

Помощник выходит.

— Я видел в ее глазах свое отражение, — продолжает Каитаро. — Она была для меня другом во всех смыслах слова. Мы боролись за свое счастье и нашли способ быть вместе. Я доверял ей так, как не доверял никому на свете.

— А она доверяла вам?

— Да, Рина доверяла мне. — Голос Каитаро звучит твердо.

— И вы думали, что этого будет достаточно?

— Я надеялся.

— Так значит, она не была объектом, с которым вы работали? — спрашивает прокурор и кладет на стол фотографию: Рина стоит возле лотка с фруктами и, озорно улыбаясь, подбрасывает вверх спелое яблоко.

— Нет, — отвечает тот, поглаживая пальцем уголок фотографии. — Рина не была объектом.

* * *

Сидя в спальне перед погасшим экраном телевизора, я размышляла о причинах и следствиях. Порой судья ведет одновременно более двухсот дел, и в большинстве из них имеется признание подозреваемого — отпечатанное и подписанное. Однако с признанием вины не все так просто, как и с теми, кто признал себя виновным. Задача судьи — установить полную степень вины, выяснить мотивы и назначить соответствующее наказание. И действовать они должны быстро, потому что скорость, с которой судья справляется с нагрузкой, влияет на его профессиональную репутацию и возможность получить продвижение по службе. Следовательно, никто из них не может позволить себе долго разбираться с каждым конкретным случаем.

Я не делала официального запроса на получение постановления суда по делу Каитаро Накамуры, и, к моему разочарованию, в материалах, которые дала мне Юриэ Кагашима, этого документа не оказалось. Я нашла лишь сделанный от руки список возможных вариантов приговора — от различных сроков заключения до смертной казни. Но я полагала, что он получил тюремный срок, поскольку виновных в только одном убийстве редко приговаривали к высшей мере наказания. И тем не менее Юриэ Кагашима поставила звездочку в своем списке напротив последнего пункта, как будто остерегалась именно такого поворота событий и готовилась защищать саму жизнь Каитаро. Теперь мне оставалось лишь восстановить ход процесса — два дня, которые Накамура провел в суде: первый, посвященный слушанию дела, и второй — вынесению приговора. По опыту я знала, что если судьи приняли решение, то не станут тянуть с его оглашением. Мысленно я снова вернулась к документам, разложенным на столе в гостиной. И особенно к протоколу вскрытия: там сказано, что на коже матери обнаружена слюна, не принадлежащая подозреваемому. Значит, незадолго