Он резко останавливается в дверях комнаты и разворачивается ко мне:

– Булка, меня настораживает твоя реакция. Что происходит? – вскидывает бровь он.

– Ты должен был сказать… – тихо прозношу я.

– Но ведь и ты мне не рассказывала, чем занимаешься. Мы вообще не разговаривали о работе. – Он грустно усмехается. – Я не совсем понимаю, что в этом такого? У тебя какой-то бзик не встречаться со спортсменами? Типа, ты думаешь, что все спортсмены тупые, и это влияет на твою репутацию или что?

– Я…

Слова застревают в горле, хотя мне хочется очень многое ему сказать. Но я не знаю как.

Все это – какая-то злая шутка судьбы. Я – администратор главного соперника команды Мэттью. Нам нельзя даже просто находиться в одном помещении. Что уж говорить о том, чтобы быть в отношениях. Ну или что там между нами.

Я должна ему рассказать. Я отчетливо это понимаю.

Но страх сильнее здравого смысла.

Все внутри меня переворачивается от осознания происходящего. Бешеный стук моего сердца отдается в висках, полностью заполняя мое тело болью.

Он возненавидит меня, если узнает, что я работаю в «Ракетах».

Да еще и накануне важного дерби вдруг появилась в его жизни.

Вы наверняка сейчас хотите покрутить мне у виска.

«Подумаешь, разные клубы, и что?»

Да вообще-то все!

Нью-Йорк буквально разделен на два клана!

И ты не можешь быть и там, и здесь. Только не когда речь идет о противостоянии между «Ракетами» и «Пингвинами».

Много лет назад два лучших друга играли в хоккей. Сначала они собрали группу любителей хоккея, чтобы вместе покатать шайбы на залитом катке. С окончанием зимы было решено арендовать крытый каток, чтобы продолжить вместе кататься. Летом им предложили сыграть в турнире, который устраивали владельцы крытого катка. Название придумала жена одного из них, и клуб стал называться «Пингвины».

Отыграв один сезон и показав хороший результат, команда решила заявиться в хоккейную любительскую лигу. Вот только играть в таком составе им довелось недолго.

Уже после первого же матча один из друзей узнал, что его друг спит с его женой. Оглушительный скандал обрушился на «Пингвинов». Часть товарищей не знали, чью сторону занимать в конфликте, ведь привязались к ним обоим. А другая часть сразу же последовала за тем, которому изменили, осуждая друга-предателя.

Спустя несколько дней были созданы «Ракеты». И уже в новом сезоне любительской хоккейной лиги обе команды вышли на лед.

И матч стал началом противостояния между этими двумя клубами. Их соперничество привело к тому, что каждый из друзей ставил перед собой цель победить другого. Один – чтобы отомстить за то, что увели жену. А другой – за то, что тот развалил «Пингвинов».

С каждым годом противостояние между командами лишь усиливалось, а на дерби собиралось такое большое количество зрителей, что скоро весь город был разделен на две половины.

Когда обе команды стали частью НХЛ, положение лишь ухудшилось. Их фанаты то и дело избивали друг друга перед матчами, а иногда и во время них. Накал страстей на льду тоже зашкаливал. У каждого из клубов был свой тафгай, который обязательно вырубал одного из игроков под ликование трибун.

«Ракеты» и «Пингвины» – как Капулетти и Монтекки современности. И с этим ничего не поделать.

Без шуток, в анкетах жителей Нью-Йорка в «Тиндере» есть графа «За какой хоккейный клуб вы болеете?». И поверьте, даже если на фотографии девушка вашей мечты с большими голубыми глазами, светлыми волосами и зачетной грудью, да еще и собачница, как и вы, мэтча не случится, если в этой графе «Пингвины», а ваше сердце отдано «Ракетам».

Теперь вы понимаете, насколько все происходящее серьезно?

И что все куда глубже, чем на первый взгляд?

Это не то, что вот вы любите красный лук, а я люблю лук-порей, и теперь нам нельзя дружить из-за этого.

Здесь все гораздо, гораздо, гораздо сложнее.

Вот почему я так боюсь рассказать Мэттью. Уже вечером он выйдет на лед. И будет защищать ворота команды-противника. В то время как я буду стоять за спинами игроков, атаки которых он будет отражать целую игру.

Сегодня важнейшее дерби. И я не должна отвлекать Мэттью от боевого настроя. На льду он должен быть собран и полностью сконцентрирован на защите ворот. Я не могу себе позволить отвлекать его накануне матча. Только не сегодня. Только не так.

Он не должен узнать, что я из «Ракет».

До игры точно.

Прохожу мимо него и сажусь на диван в позу йога.

– Объяснишь, что с тобой? – садится он рядом.

– Мой отец был хоккеистом, – тяжело сглатываю я.

– И тебя… тебя триггерит то, что я тоже хоккеист?

Пожимаю плечами.

– Просто это… неожиданно. Навеяло воспоминания о нем. Отец был просто потрясающим. – Улыбаюсь. – И на льду все его уважали. Он будто был создан для этой игры. Когда он выходил на лед, трибуны взрывались аплодисментами. Его сила, мощь и скорость сражали наповал каждого на ледовой арене. С самого детства я наблюдала за ним, сидя на трибуне. Радовалась его забитым шайбам и победам. Я была влюблена в хоккей только благодаря ему. А когда отца не стало, хоккей – это все, что осталось от него. И вообще единственное, что для меня по-настоящему важно.

Мэттью хмурит брови.

– Звучит паршиво. Я сожалею.

– Все в порядке. Прошло много лет, но мне все еще иногда сложно это принять.

– Понимаю. А я никогда не знал своего отца. Меня растила мама. Как это обычно бывает у матерей-одиночек, она не теряла надежды найти любовь. Сначала всякий раз, когда она плакала, мое сердце сжималось. Иногда я чувствовал злость. Иногда, когда ухажеры оказывались жестокими, – беспомощность. Я проживал целый калейдоскоп эмоций, которые сменяли друг друга так же быстро, как ухажеры матери. Со временем я перестал чувствовать. Просто настолько устал от всего этого, что стал безэмоциональным. Привык к бесконечным мужикам в нашем доме и маминым слезам. Хоккей – единственное, что позволяло мне что-то чувствовать. Я выходил на лед, и в крови сразу же начинал бурлить адреналин. Сердце стучало как бешеное каждый раз, когда в меня летела шайба. Радость ликования охватывала от каждой пойманной мною шайбы. Гул болельщиков на трибунах подключал азарт. Мои глаза горели. Когда я появлялся на льду, я снова чувствовал. Но после смерти матери даже на льду я вдруг стал ощущать лишь пустоту внутри. Я был уверен, что хоккей – единственное, что у меня есть. Но правда в том, что я