– Тише, парень, – сказал Томми. – Иди сюда, маленькая. – Он сграбастал Дороти, отнес ее в качалку в углу комнаты и выудил откуда-то блеклую хлопковую ленту, к которой была прицеплена пустышка. Дороти взяла предмет обеими руками и довольно, чуть ли не восторженно, заткнула себе рот и замычала. «Иди на пробежку, – сказал Томми. – Я с ними побуду». Он уселся в кресло и взял с полки книжку. Лео по-пластунски прополз через всю комнату и положил голову ему на ногу. Элис понятия не имела, когда стала тем человеком, который бегает просто ради забавы, но все равно натянула кроссовки и вышла в мир.

Глава 37

Консьерж распахнул дверь и приткнулся рядом с двухметровым деревом в горшке – одним из двух, что обрамляли вход в дом. «Доброе утро, Элис», – поприветствовал он. Он был маленький, с круглым лицом, широкая грудь изгибалась колесом внутри двубортного фрака. Элис стало ужасно неловко оттого, что она не знает его имени, потому что она легко могла представить себе, сколько жильцов этого дома никогда не утруждаются его использовать, пока не придет время подписать рождественский конверт.

– Доброе! – ответила она и поспешила ворваться в предрассветную атмосферу Централ-Парк-Вест. В отличие от Бродвея и Коламбус-авеню, самых загруженных торговых участков в их районе, Централ-Парк-Вест всегда выглядел одинаково. Деревья тянулись за каменную ограду парка, как соседи, что пришли одолжить чашку сахара, некоторые склонялись пониже, чтобы укрыть своей тенью скамейки. Жилые дома, смотрящие на парк, были совсем непохожи на стеклянных уродцев, тычущих в небо где-то в мидтауне. Эти были из кирпича и известняка – крепкие и изящные. Год постройки мог быть любым за последние пятьдесят лет. Перед самыми роскошными домами стояли ящики с цветами, а у парадных дверей караулили консьержи, готовые в любую секунду остановить такси или помочь донести покупки. Элис достала из кармана телефон и нажала на имя отца. Что сказал Томми? Идешь навестить отца? Идешь встретиться с отцом? Он как-то упоминал больницу? Элис была почти уверена, что нет.

Гудки все шли и шли, а потом включился автоответчик Леонарда. Элис так давно его не слышала – за несколько недель до дня рождения звонить ему просто не было смысла. Если Леонард не мог взять телефон, который просто превратился в бесполезную коробочку из металла и пластика, то смысл звонить? Он попросил оставить сообщение и сказал, что перезвонит, как только сможет. Может, он был в душе? Может, он пошел завтракать в закусочную и оставил телефон дома. Элис всегда завидовала тому, как ее отец сумел сохранить отношения с телефоном где-то на уровне прошлого века: телефон бо́льшую часть времени оставался дома, а Леонард спокойно мог часами к нему даже не притрагиваться, в то время как Элис не могла оторваться от своего больше чем на десять минут. Элис не стала оставлять сообщение и повесила трубку, но затем передумала, еще раз набрала номер и, дождавшись гудка, сказала: «Привет, пап. Это Элис. Просто хотела услышать твой голос». Она стояла напротив Музея естественной истории, и какая-то ее часть полагала, что если она сейчас войдет туда и пойдет прямиком в зал с китом, то каким-то образом сможет увидеть, как они с отцом лежат у него под брюхом. Элис пустилась рысцой.

Пробежав несколько кварталов на север, она добралась до перекрестка, где находился Бельведер. Заглянув за угол, она с облегчением обнаружила, что улица пуста – никаких призраков ее прошлого или настоящего. Она побежала быстрее, мимо древней парочки стариков, прогуливающихся под ручку, мимо продавца хот-догов, готовящего свой лоток к предстоящему дню. Невозмутимость города придавала ей уверенности. Нью-Йорк способен справиться с любым личным кризисом, он в любом случае видал и похуже.

На углу Централ-Парк-Вест и Восемьдесят шестой загорелся красный, Элис, запыхавшись, согнулась и уперлась руками в колени. Рядом скакала на месте какая-то бегунья в наушниках. Элис не обратила на нее внимания, пока женщина не помахала рукой прямо у нее перед носом.

– Доброе утро, – сказала Элис.

– Ты прикинь. – Женщина задвигала ногами быстрее, как боец в суперлегком весе, и принялась боксировать в воздухе. – Ты говоришь, что у тебя день рождения, и та-да-да-да! У меня тоже день рождения! – Женщина зашлась истерическим смехом от своих же слов. – Шучу, у меня день рождения в другой день. С сорокалетием, дамочка!

Не успела Элис понять, что происходит, как на ней сомкнулись потные объятия незнакомки.

– Ого, спасибо… – пробормотала Элис. Когда женщина отстранилась, Элис всмотрелась в ее лицо. Бельведерская мамочка, та еще заноза в заднице. Как там ее – Мэри-Элизабет или Мэри-Кэтрин. У них учились двое мальчишек, одного из которых чуть было не выперли из детского сада, потому что он вечно кусался. Феликс и Гораций. Точно! Элис вспомнила их аккуратные стрижки и маньяческие замашки.

– Откуда ты узнала?

Мэри-Кэтрин-Элизабет помахала в воздухе телефоном.

– Ты же сама всю Инсту завалила фотографиями, алло. Видела фотку с твоими детишками и тортом, так мило. Мои все на безглютеновой диете, потому что от него они становятся… – Она закрыла глаза и покрутила пальцами у висков. – Но мы наконец-то нашли няню, новую, так что вечером с Итаном оба будем. После целого дня с детьми мне точно понадобится пара коктейлей. – Она состроила очередную гипертрофированную гримасу. – Ладненько, надо закрывать мили. Заботимся о себе! Увидимся! – С этими словами она пулей устремилась на другую сторону, в несколько размашистых прыжков преодолела переход и, свернув к югу, исчезла в парке.

Элис устраивала вечеринку в честь дня рождения. Снова. Она достала телефон, чтобы написать Сэм, но зацепилась взглядом за их скудную переписку. В основном сообщения от Элис в синих пузырях: Привет! Проверка связи. Может, поужинаем на той неделе? Как дела? Если что, по телеку идет марафон «Беверли-Хиллз». И нечастые ответы Сэм. Ужин ок, но на этой неделе завал! Ха-ха! Элис убрала телефон обратно в карман. Попробует попозже.

Еще шесть минут заняла пробежка до Помандер-уок. В переулке за ограждением было тихо, но это ненадолго. Элис открыла калитку и поспешила к дому отца. Ей не хотелось столкнуться с кем-нибудь из соседей, потому что она не знала ответов даже на самые простые вопросы. Даже вопрос «Как дела?» представлял собой экзистенциальное минное поле. Элис закрыла за собой дверь, и у ее ног тут же возникла Урсула. Элис нагнулась, взяла кошку на руки и прижала к груди.

– Привет. Мр-р‑р‑р, – промурлыкала она в черную шерсть