Урсулы, тихонько, на случай если отец дома и еще спит. Свет нигде не горел, но уже начало светать, и она вполне могла сориентироваться. Она бы нашла дорогу даже вслепую. В конце коридора она потянулась к ручке двери отца, но замешкалась. Что она хотела там увидеть? Она хотела увидеть, как ее отец там спокойно спит? Или увидеть пустую постель? Вместо этого она взялась за ручку собственной спальни и распахнула дверь.

На полу лежал ковер. На вид старый и дорогой, возможно, турецкий. Не исключено, что он всегда был там, похороненный под грудами ее пожитков, но она не помнила, чтобы он хоть раз попадался ей на глаза. На месте, где должна была стоять ее кровать, красовался стол – большой, красивый, деревянный стол.

– Какого хрена, – пробормотала Элис. Урсула спрыгнула с ее рук и со стуком приземлилась на пол. Элис открыла свой шкаф и обнаружила там аккуратно развешанные вещи, стопки полотенец и постельного белья. Ничего из этого ей не принадлежало. – Какого хрена?

Элис попятилась из комнаты и остановилась у двери отцовой спальни. Тихонько постучала и приложила ухо к двери. Изнутри не доносилось ни звука, так что она постучала еще раз и повернула дверную ручку.

Кровать Леонарда была пуста и аккуратно заправлена, как всегда: сверху лежали четыре подушки, знакомый узорчатый плед туго натянут и подоткнут с обеих сторон. Элис закрыла дверь и пошла обратно по коридору. Урсула мяукнула, явно прося кормежки со всем доступным ей изяществом, и Элис, достав из шкафа свежую банку консервов, вывалила ее содержимое в миску, которая стояла на своем обычном месте – в маленьком подносике на полу.

Большинство предметов на кухне выглядели как прежде. Вот что значит десятилетиями жить в одном месте, как Леонард: если ты когда-то что-то купил – по прихоти или же тебе просто понадобилась табуретка, и ты купил первую попавшуюся в каком-нибудь древнем хозяйственном магазине, – то с этим тебе и жить. Леонарда никогда особо не заботил дизайн интерьера или вообще какой бы то ни было дизайн. Но все же в кухне что-то изменилось, и Элис потребовалась пара минут, чтобы присмотреться и понять, что именно.

Нигде не было пепельниц.

Элис глянула на стол – ничего. Глянула на кухонную столешницу. В доме пахло лавандой и мылом. Она повернулась и взялась за ручку холодильника, но остановилась – на дверце висела ее фотография, прицепленная магнитом, который был у Леонарда, сколько она себя помнила: круглый логотип «НАСА», который они вместе купили в музее, когда она была маленькой.

Фотография была больше похожа на открытку: профессиональный кадр, отпечатанный на плотном картоне. Поверх фотографии шла надпись крупными золотыми буквами: «С Новым годом!» На фотографии Элис держала на коленях Дороти и Лео, последний стискивал в толстых маленьких пальцах игрушечный грузовик. Томми стоял позади, обхватив Элис за плечи, как плохой массажист.

Скрипнула входная дверь, и Элис подпрыгнула.

– Папа, – воскликнула она и обернулась. Сердце заколотилось как безумное.

– Э‑э, нет, – ответил детский голос. Худенькая девочка в голубых джинсах и необъятной толстовке помахала ей с порога. – Я Келли, ваша соседка. Я присматриваю за кошкой, пока Леонард, то есть ваш папа, в больнице.

– Точно. – Элис сглотнула. – Привет, Келли, спасибо за помощь. Я только что покормила Урсулу, но, я думаю, она точно не откажется, чтобы ты немножко с ней посидела и погладила.

– Ладно, – ответила Келли, не двигаясь с места.

Элис протянула руку к фотографии и закрыла свое лицо указательным пальцем. «Да, спасибо», – пробормотала она и выскользнула из дома. Время для посещений начинается с одиннадцати, так что она не сможет поехать прямиком в больницу. Элис бросила взгляд на ключи у себя в руке и зашагала в сторону Сан-Ремо. Думать о нем как о доме у нее пока еще не получалось.

Глава 38

Дети встретили ее громкими визгами. «Мило», – подумалось Элис, приветственная делегация. Она так много размышляла об отрицательных сторонах родительства – бессонных ночах, бесконечных подгузниках, пожизненном обязательстве любить и поддерживать, но никогда особенно не задумывалась о преимуществах.

– Я быстренько в душ и вернусь! – крикнула Элис. Она всегда жила одна, и сейчас ей пришло на ум, что ее наслаждение тишиной, покоем и полной свободой всегда было приправлено легким чувством одиночества. Зайдя в ванную, она закрыла дверь, не готовая к полной голозадой откровенности, которую Томми воспринимал как нечто обыденное, и попробовала набрать Сэм, но, когда та не взяла трубку, решила не оставлять сообщение, а написала эсэмэску: «Очень хочу с тобой поговорить, позвони, как сможешь, пожалуйста».

В теле Элис произошла пара изменений. Ее соски были темнее и больше, причем в разной степени. Мягкий живот ближе к лобку слегка выпирал, кожа пестрела серебристыми точками и черточками, похожими на азбуку Морзе, из которых складывалось сообщение: «Мать двоих детей». Это напоминало игру или головоломку «Найди десять отличий» на последней странице журнала. Ее волосы были короче, и Элис была уверена, что такая прическа стоила куда дороже, чем она когда-либо платила в парикмахерской. Цвет такой же, какой был у нее в детстве в летнюю пору: светлый, с чуть выгоревшими прядями, – вот только на дворе был октябрь, а блондинкой она не была уже лет двадцать. Подборка шампуней оказалась весьма экстравагантной, Элис точно знала, что гигантский пузырек геля для душа стоит пятьдесят баксов. Она так и не узнала, чем зарабатывает Томми. Часть ее знала, конечно, но не та часть, которая сейчас была у руля. У нее было так много вопросов к отцу. Действительно ли он бросил курить только потому, что она его попросила? Что случилось с другой ее жизнью, которая была до всего этого? Она еще существовала где-то, только без нее, или же она обнулила вместе с собой весь мир? Какая-то очень уж большая ответственность для нее одной. Он ведь улыбался, когда объяснял ей, как все устроено?

Чистая, сухая и одетая Элис вышла в гостиную и обнаружила, что дети корпят над чем-то за кухонным столом в компании какой-то незнакомой женщины, наверное, той самой Сондры. Но разумеется, единственной незнакомкой в этом доме была она сама.

– Мама, смотри! Сондра мне помогла! – воскликнул Лео. Он стащил что-то со стола и устремился к ней. Это оказался сложенный лист цветного картона, с нарисованным восковыми мелками угловатым сердцем, а внутри большими буквами красовалось имя «ЛЕО».

– Спасибо, – сказала Элис и поцеловала мальчика в макушку. – Как чудесно.

Во многих уголках мира существуют договорные браки, когда люди входят в комнату