– Ну ладно-ладно. Сорок – это новые тридцать. – Он поднял руки вверх и слегка отклонился от нее. – Я пока присмотрю за Лео и Дороти, а ты перехватишь их после пробежки. Сондра придет в десять. Потом ты идешь навестить отца, а вечеринка начинается в семь. А так, делай что душа пожелает! – Томми поцеловал ее в щеку. Он вел себя так задорно, потому что это была ее именинная неделя. Внезапно это стало ясно, как божий день.

– Дороти, – повторила Элис. – Ясно.

В дальнем конце комнаты было окно, она подошла туда, чтобы взглянуть. Внизу, точно ковер, расстилался Центральный парк. Озеро, на которое Элис обычно не обращала особого внимания, потому что ей оно казалось приманкой для туристов, поблескивало прямо под окнами. Слева вдалеке виднелась высокая узкая башня. Одна из двух.

– Сан-Ремо. Охренеть, – пробормотала Элис. – А где твои родители? – Естественно, она должна была знать ответ, но Томми закатил глаза и продолжил какой-то неизвестный ей разговор.

– Можно подумать, они прибегут помогать с детьми ни свет ни заря. Если вообще соберутся, – ответил Томми. Он просто стоял там, совершенно голый, и вел беседу. На груди серебрились волосы, похожие на маленькие тугие пружинки, которые держат батарейки. Когда он повернулся к шкафу, Элис обратила внимание на то, что его зад слегка обвис – немилосердное зрелище, но утешительное. Значит, она не единственный живой человек, который стареет; значит, даже Томми Джоффи – теперь ее фамилия Джоффи? Нет. Нет-нет, она бы ни за что такого не допустила – не может этому сопротивляться. Когда Томми оделся и закрыл за собой дверь, Элис пустилась шарить по своим ящикам в поисках одежды. Леонард был прав – ее вела мышечная память. Элис знала, какие ящики надо открыть, по крайней мере, это знала какая-то часть ее сознания. Наскоро одевшись, она прошмыгнула в гостиную, крепко сжимая в руке телефон как оберег.

Не то чтобы Элис не хотела детей. Просто время всегда оказывалось неподходящим. Она сделала один аборт, когда впервые съехалась с парнем, за которого очень хотела в один прекрасный день выйти замуж. Он не хотел детей, во всяком случае, так он говорил, пока они не расстались, после чего сразу же побежал и завел ребенка с другой. Но у нее всегда был список имен, и в нем всегда было имя Дороти. До сорока лет Элис верила, что когда-нибудь у нее будут дети, пока в итоге не перестала. Это как раскачивать в воздухе мяч для боулинга. Есть люди, которые точно знают, какую траекторию выбрать, а есть такие, как она, которые никогда ничего конкретного не выбирают, а потом в один прекрасный день и вовсе забивают, а шар улетает в боковой желоб. Один актер из «Странной парочки» стал отцом в семьдесят девять. Мужикам вообще ни черта не приходится выбирать.

Квартира была гигантской. Коридор, в котором она оказалась, с одной стороны был уставлен книжными шкафами, а с другой – увешан семейными фотографиями в рамках. Голос Лео эхом доносился из другой комнаты, помимо него Элис различила и голос вездесущей британской свиньи – когда впервые встречаешь ребенка, важно понимать, на каком уровне парасоциальных отношений с мультяшными героями он находится. Элис шагала медленно, ее ноги в носках не издавали на деревянном полу ни единого звука. На большинстве снимков были дети: Лео в костюме охотника за привидениями с сестрой в образе Зефирного великана; дети в ванной, окруженные горными хребтами из пены, – но в центре стены висел снимок со свадьбы. Со свадьбы Элис и Томми Джоффи. Она подошла на шаг ближе и практически уткнулась носом в стекло. На фотографии она была в белом кружевном платье в пол, с рукавами-крылышками и огромным бантом под лифом – человек-подарок. Ее волосы исполняли нечто, чего за ними никогда не водилось, а именно каскадом спадали с одного плеча, как у моделей, рекламирующих купальники. Элис не совсем могла разобрать выражение своего лица: скорее слабоумное, чем радостное, пышущее накатившей волной то ли эндорфинов, то ли ужаса, – поди разбери. Были там и фотографии глубоко беременной Элис, придерживающей низ своего внушительного живота, как будто без поддержки тот тут же рухнет на землю. Элис дотронулась до своего небольшого животика, мягкого и податливого, как поднимающееся тесто.

– Мама! – раздался высокий голос из соседней комнаты. Элис прошла по коридору и сунула голову в открытую дверь. Комната – розовая, с кроватью под балдахином – была раза в три больше, чем комната Элис на Помандер-уок. Маленькая девочка сидела на ковре и распивала чай с плюшевым медведем едва ли не больше ее самой. Элис почувствовала, как ее всю захлестнуло чувство, которому она не могла дать название. Ей захотелось обхватить эту маленькую девочку руками, поднять в воздух и прижаться к ней всем телом. Ей хотелось сделать с Дороти то же самое, что с ней сделал Лео: обнять ее так крепко, чтобы они обе повалились на пол.

– Привет, Дороти, – сказала Элис. – Можно мне с вами?

Понимая ответственность своей задачи, Дороти торжественно кивнула и налила Элис чашку воображаемого чая. Элис протиснулась поближе и уселась между девочкой и медведем. С оглушительным грохотом в комнату ворвался Лео и бросился обнимать Элис со спины. За ним вошел Томми.

После того как ее друзья начали жениться и заводить детей, Элис задумалась о побочных сторонах этих решений: о квартире, полной игрушек, о том, каково это – всегда делить постель с одним и тем же человеком или всегда иметь рядом того, кто знает, как заполнять налоговую декларацию, о кормлении грудью, о том, что такое плацента и почему некоторые ее едят, о том, во что со временем превращается любовь; не считают ли люди родительство нудным занятием; не начинают ли ненавидеть своих супругов; смогла бы она преуспеть хоть в чем-то из этого? Поначалу все это казалось чем-то гипотетическим, вроде того как девочки иногда планируют свою будущую свадьбу, хотя знают, что после замужества их жизнь полностью изменится. Но чем старше становилась Элис и чем больше ее друзей через это проходили, тем больше эти радужные фантазии мрачнели. Брак строится на компромиссах, а родительство почти всегда – на жертвах, и, как все трудное и малопривлекательное, все это переносится куда легче, когда ты молод.

– Какой вкусный чай! Можно мне еще чашечку? – сказала Элис. Дороти кивнула и взяла ее чашку маленькими пухлыми пальчиками. – Сколько тебе лет, маленькая красотка?

– Какашке три года! – проорал Лео, прыгая по комнате, и тараном