Снодграсс писал в газете «Нью-Йорк таймс» в марте 1917 г.: «Русский народ не мог бы найти нигде в своей стране людей, лучше подготовленных для того, чтобы вывести его из мрака тирании… Львов и его соратники значат для России то же, что Вашингтон и его сподвижники означали для Америки, когда она обрела независимость»{462}.

Выдвижение Т. Е. Львова на пост главы первого в истории России буржуазного правительства некоторые русские эмигранты связывали позже с принадлежностью князя к масонам. Не преувеличивая роли масонских организаций в политическом триумфе Г. Е. Львова, вероятно, нельзя с порога и отрицать ее. Масонские организации вполне могли способствовать занятию своими братьями руководящих постов в государственном аппарате России и формировать соответствующим образом общественное мнение. Известный юрист, кадет И. В. Гессен, например, пишет следующее: «По-видимому, масонство сыграло некоторую роль при образовании Временного правительства… Милюков говорил: «При образовании Временного правительства я потерял 24 часа (а тогда ведь почва под ногами горела), чтобы отстоять кн. Г. Е. Львова против кандидатуры М. В. Родзянко, а теперь думаю, что сделал большую ошибку. Родзянко был бы больше на месте» Я был с этим вполне согласен, но ни он, ни я не подозревали, что значение кандидатуры Терещенко, как и Львова, скрывалось в их принадлежности к масонству»{463}. Характерно, однако, что отстоял кандидатуру Львова на пост главы правительства П. Н. Милюков, который никогда к масонам не принадлежал. Как бы то ни было, в буржуазных кругах назначение Львова премьер-министром никаких серьезных возражений не встретило.

Совсем иначе отнеслись к нему восставшие рабочие и солдаты столицы. Когда возвратившиеся в Петроград из Ставки А. И. Гучков и В. В. Шульгин, сойдя с поезда, зашли в железнодорожные мастерские, там выступал рабочий, который был председателем собрания. «Вот к примеру, — сказал он, указывая на Гучкова, — они образовали правительство… Кто же они такие в этом правительстве? Вы думаете, товарищи, что от народа кто-нибудь? Так сказать, от того народа, кто свободу добыл? Как бы не так! Вот, читайте… князь Львов… князь… Так вот для чего мы, товарищи, революцию делали!..»{464}

В обстановке исключительной по своим масштабам разрухи и озлобления народа, порожденных войной, Г Е. Львову необходимо было срочно найти ту нить Ариадны, которая помогла бы выйти из сложного лабиринта проблем. В утлом суденышке Временного правительства с довольно пестрой в политическом отношении командой (кадеты, октябристы, прогрессист, эсер, внепартийный) Львову предстояло занять место рулевого. В речи на первом заседании министров Временного правительства 3 марта 1917 г. Пг Н. Милюков сказал: «Во главе (правительства. — И. П.) мы поставили человека, имя которого означает организованную русскую общественность, так непримиримо преследовавшуюся старым правительством»{465}. Многие из сидящих на этом заседании знали Г. Е. Львова как глубоко порядочного человека с сильным характером и твердой волей, обладавшего административным талантом и даром общения с людьми, но… на уровне земских организаций Достаточно ли было этого, чтобы взнуздать революционную страну, бурлящую от края и до края? Ведь для этого необходим был вождь, разделявший чаяния миллионных масс, разбуженных к политической жизни и втянутых в решение задач огромной важности. Главе нового правительства необходим был дар общения с революционным народом, который хотел осуществления тех самых лозунгов, с которыми шел на штурм романовской монархии: мира, хлеба, земли, свободы.

На Западе считали, что, поскольку новые министры выбраны Государственной думой — этим подобием буржуазных парламентов, следовательно, они представляют все население России. Но в действительности интересы большинства народа Временное правительство представляло весьма плохо. Оно, конечно, подтвердило (и не могло не подтвердить) рядом постановлений то, что уже было фактически завоевано самим народом в ходе вооруженного восстания в столице и закреплено в декларации, согласованной с Петроградским Советом еще 3 марта 1917 г. Так, Временное правительство объявило о полной и немедленной амнистии политическим заключенным, отмене всех сословных, вероисповедальиых и национальных ограничений, проведении всеобщих выборов в органы местного самоуправления и подготовке выборов в Учредительное собрание. Однако процесс реализации этих постановлений правительство Львова с чисто российским умением начало потихоньку спускать на тормозах.

Так, 6 марта 1917 г. правительство утвердило указ об амнистии осужденных за политические выступления, но некоторые губернаторы медлили с открытием тюрем, что вызывало недовольство народа. Еще сложнее обстояло дело с отменой привилегий. Временное правительство начало с отмены празднования царских дней, так называемых тезоименитств, рассчитывая поднять этим свой авторитет в глазах народа. Однако появление в календаре новых рабочих дней, а также увеличение рабочего времени на оборонных предприятиях вряд ли могли устроить рабочих.

20 марта появилось постановление об отмене вероисповедальных и национальных ограничений. В соответствии с ним отменялись, в частности, ограничения, касающиеся выбора местожительства и передвижения в пределах страны, владения и пользования движимым и недвижимым имуществом. Все граждане независимо от их национальности получали право поступать в любые учебные заведения, а также пользоваться родным языком в делопроизводстве частных обществ и торговых книгах. Однако реализация этих решений практически задерживалась ввиду военного положения» в стране и оккупаций врагом ряда ее территорий. В марте Львов принял делегацию Лиги равноправия женщин, а вскоре было опубликовано постановление о равных правах женщин и мужчин в получении образования… в художественных училищах. Закон же о женском равноправии был издан лишь в сентябре 1917 г., когда Г. Е. Львова в составе Временного правительства уже не было.

Правительство Львова оттягивало также решение вопроса о провозглашении России республикой и созыве Учредительного собрания. Правда, Г. Е. Львов в интервью 7 марта 1917 г. назвал созыв Учредительного собрания «важной, святой задачей», но сроки выборов на всем протяжении существования первого состава Временного правительства оставались весьма неопределенными. В. Д. Набоков, весьма критически относившийся к премьерству Львова, подчеркивал, что он как управляющий делами правительства неоднократно заговаривал с ним о необходимости конкретно решить вопрос об Учредительном собрании, по четкого ответа так и не получил{466}. Близкие Львову люди сравнивали ситуацию в России с обстановкой во Франции в 1848 г. Однако там Временное правительство сразу же издало декрет о всеобщем голосовании, через четыре дня опубликовало избирательный закон, а менее чем через месяц Учредительное собрание в Париже открыло свои заседания. Но Г. Е. Львов слабо реагировал на подобные намеки. Для составления проекта положения о выборах в Учредительное собрание, как в «доброе, старое время», было создано специальное Особое совещание, состав его долго утрясался, но о точной дате созыва Учредительного собрания пи Львов, пи другие члены, правительства предпочитали даже не заговаривать. В. Д. Набоков объяснял это тем, что Временное правительство ввиду наличия Советов не имело реальной силы для принятия подобных решений. Однако истинная причина лежала глубже, в игнорировании Временным буржуазным правительством надежд и чаяний революционного народа.

С первых же