когда лозунг «Хлеба!» связывался в сознании масс с требованием земли, такое решение было всего лишь полумерой. Но Временное правительство не пошло навстречу чаяниям трудового крестьянства. Владения бывшего императора были, правда, конфискованы, по имения десятков тысяч помещиков, на которые с вожделением смотрели миллионы крестьян, оставались в полной неприкосновенности. Между тем каждый день промедления с решением вопроса о земле грозил взрывом крестьянского движения. Полностью доверившись министру земледелия А. И. Шингареву, Львов одобрил составленный им проект «Воззвания о земле». В нем признавалась необходимость проведения земельной реформы, однако самочинные захваты строго осуждались как противозаконные. Телеграмма от 13 апреля 1917 г. за подписью Г. Е. Львова предписывала комиссарам Временного правительства принимать любые меры, которые они считают нужными, чтобы пресечь в деревнях насилия{475}.

Игнорировало Временное правительство и требования рабочих об установлении 8-часового рабочего дня, а также о повышении заработной платы. Оно предпочитало, чтобы эти вопросы рассматривались тогда, когда страна «остынет от революции». Между тем инфляция больно ударила по рабочим. Несмотря на рост поминальной заработной платы (до 260 % к началу 1917 г. в Петрограде), реальная заработная плата снизилась по сравнению с довоенным уровнем примерно на треть из-за огромного роста цен на предметы первой необходимости{476}. Как орган имущих классов Временное правительство препятствовало и другим коренным преобразованиям, пренебрегало интересами простых людей труда.

Кабинет Львова начал свою деятельность в условиях двоевластия, когда рядом с ним возникли созданные революционным творчеством масс и быстро набиравшие силу Советы. Теряя доверие к Временному правительству, народ видел в Советах институты подлинного народовластия, способные удовлетворить его насущные требования. Эту уверенность поддерживали в народе большевики, раскрывавшие классовую сущность Временного правительства и готовившие народ к переходу власти в руки Советов.

Львов, напротив, считал Советы лишь «досадной помехой» своей деятельности на посту премьера. Он не отказывался лавировать и искать выход из весьма сложного положения, которое ему уготовила жизнь. Так, например, Львов считал обязательным постоянное общение министров с народом, чтобы разъяснять ему тактику Временного правительства. В интервью журналистам во второй половине марта 1917 г. Львов высказал решительный протест против растущего вмешательства Советов в функции правительства, заявив при этом о своей искренней преданности народу{477}. Размышляя по поводу политической обстановки в стране, Львов впадал иногда в мрачное настроение, но вначале оно быстро сменялось в нем оптимизмом, верой в то, что «все наладится, все образуется, только мудрости народной надо предоставить по-своему определить судьбу России»{478}.

Те, кто наблюдал работу правительства Львова, отмечали его особое отношение к А. Ф. Керенскому, похожее «па какое-то робкое заискивание». Бросалось в глаза, что на время отъезда премьер-министра из Петрограда своим заместителем он всегда оставлял Керенского. Есть предположение, что последний, став секретарем масонского Верховного совета русских лож, имел какую-то власть над Львовым как рядовым масоном. Однако документально это не доказано. Вполне возможно и другое: в Керенском Львов видел напористого, энергичного человека, тесно связанного с Петроградским Советом и потому необходимого ему для улаживания конфликтов и принятия компромиссных решений. Адвокат Н. П. Карбачевский вспоминал, что, когда он откровенно «высказал Львову свое нелицеприятное мнение о Керенском, тот заметив: «Вы хорошо его знаете, ведь он из вашего адвокатского круга… Вы верно судите: он был на месте со своим истерическим пафосом только тогда, когда нужно было разрушать. Теперь задача куда труднее… Теперь и без того кругом истерика, ее врачевать надо, а не разжигать»{479}.

Однако Львов не удержался на позиции врачевателя. Назревавший после Февральской революции разрыв между политикой правительства и чаяниями широких трудящихся масс проявился открыто уже в апреле 1917 г., когда в Петрограде тысячи рабочих, солдат и матросов со знаменами и транспарантами, на которых было написано: «Долой Милюкова!», «Долой политику аннексий!», «Долой Временное правительство!», «Вся власть Советам!» — вышли на антивоенные демонстрации. Увидев огромное скопление народа с революционными лозунгами, Львов сказал журналистам: «До сих пор Временное правительство встречало неизменную поддержку со стороны руководящего органа Советов рабочих и солдатских депутатов. Последние две недели отношения эти изменились. Временное правительство взято под подозрение. При таких условиях оно не имеет никакой возможности управлять государством, так как в атмосфере недоверия и недовольства трудно что-либо сделать. При таких условиях лучше всего Временному правительству уйти. Оно слишком хорошо сознает лежащую на нем ответственность перед родиной и во имя ее блага готово сейчас же уйти в отставку, если это необходимо»{480}.

Интервью было напечатано в газетах, хотя на самом деле оно отнюдь не означало решимости премьер-министра покинуть свой пост. Здесь сказывалось скорее стремление Львова все уладить путем увещеваний, обращенных к «разуму толпы», как это делалось им в молодости при разборе кассационных дел в Тульской губернии. Но премьер прекрасно понял необходимость перемен в составе правительства. Известно, что именно Львов выдвинул идею создания коалиционного кабинета путем введения в него меньшевиков и эсеров. Весьма показательна и его речь на юбилейном заседании по случаю 11-й годовщины открытия I Государственной думы 27 апреля 1917 г., в котором участвовали депутаты всех четырех составов Думы. Это была попытка сплочения всех прогрессивных сил России вокруг правительства. Львов говорил, что «призванное к жизни великим народным движением, Временное правительство признает себя исполнителем и охранителем народной воли», что «основой государственного управления оно полагает не насилие и принуждение, а добровольное повиновение свободных граждан созданной ими самими власти», что «оно ищет опоры не в физической; а в моральной силе». Премьер особо подчеркнул, что, с тех пор как Временное правительство стоит у власти, оно ни разу не отступило от этих начал: «Ни одной капли народной крови не пролито по его воле. пи для одного течения общественной мысли им не создано насильственной преграды»{481}.

Львов умело обходил вопрос о классовых противоречиях в стране, но это не спасало, ибо его миротворческие речи на деле противоречили содержанию тех приказов и распоряжений, которые он подписывал в качестве главы правительства и министра внутренних дел. Вера народа во Временное правительство таяла с каждым днем. В то же время, позиция Львова явно не устраивала сторонников крайних мер. 27 апреля, возмущенный «излишним либеральничьем Львова с народом», заявил о своем выходе из состава правительства А. И. Гучков, о чем он и написал официальное письмо, опубликованное 2 мая 1917 г. в газетах. Большевик Л. Б. Каменев назвал его «тоской по розгам и военно-полевым судам»{482}. В тот же день, покинув очередное заседание правительства, заявил об отставке и П. Н. Милюков. Перед этим он имел конфиденциальный разговор с Львовым, откровенно заявив ему, что есть только два пути: