Шрифт:
Закладка:
Июнь… Болезнь… Холера… Не смогли спасти…
Рука комкает бумагу, сжимается в кулак. Бьет по столу: раз, другой, третий. Рыдание рвется из груди, разрывает его на части.
Нельзя плакать.
Он берет листок, разглаживает его, читает снова. Слова, которые нашел вдовец, за дежурной формальностью скрывают жгучую боль. Этот человек ее любил, понимает Иньяцио.
Адмирал Клермон пишет, что жена перед смертью попросила сообщить известие одному старому другу и он не мог ей отказать.
Иньяцио спрашивает себя, что чувствовал муж Камиллы, составляя это письмо. Камилла – боже, как больно даже в мыслях произносить это имя! – рассказала ли она мужу о том, что было меж ними? Может, рассказала, но как о чем-то малозначительном, что навсегда осталось в прошлом? Или все-таки промолчала, оставив мужа в неведении?
Она имела полное право рассказать обо всем, как тот мужчина сейчас имеет право проживать свою боль. Это он, Иньяцио, не имеет никаких прав.
Голова Иньяцио падает на стол. Он не может думать ни о чем, кроме ее запаха – свежего, яркого, весеннего аромата гвоздики.
Это все, что у него осталось. Ее запах, не на теле, а в его душе. Ее улыбка. Боль, которая осталась от ее упреков, и эта боль так жжет его изнутри… все еще жжет.
Палермо за окном готовится к вечеру. Издалека, с площади, доносится грохот колес – это экипажи едут на набережную; гудки пароходов, крики разносчиков газет, сердитые голоса матерей, зовущих детей домой. Уличные фонари воюют с тенями, захватывающими виа Кассаро, а в окнах домов появляются первые огни. Порывы ветра приносят запах моря, еды, печного дыма.
Вокруг него кипит жизнь.
Внутри него тишина.
* * *
3 октября 1885 года Джулия под руку с Иньяцио поднимается по широкой мраморной лестнице муниципалитета Палермо. Дочь очень похожа на отца: те же спокойные, внимательные глаза, тот же выдающийся нос, те же полные губы. Та же отрешенность.
Это сходство подчеркивает и контраст черной визитки Иньяцио и элегантного платья Джулии кремового цвета, отделанного кружевом. Корсет из китового уса утягивает ее и без того тонкую талию. Пышная, тяжелая юбка со шлейфом состоит из восьми слоев ткани. Темные волосы Джулии уложены в красивую прическу, скрепленную шпильками с бриллиантами.
Донна София Галеотти, княжна Трабиа и фрейлина королевы Маргариты, бросив взгляд на юную невесту, отворачивается, но тут же исправляется, натянув лицемерную улыбку, за которой скрывается высокомерие, уязвленное пышной демонстрацией богатства.
Для нее этот брак – не союз двух семей, а спасительный якорь: состояние Трабиа сильно пошатнулось после разделов наследства, а родовые особняки, включая палаццо Бутера, нуждаются в срочной реконструкции. Теперь наконец-то отремонтируем дом, думает донна София, поджав губы.
Рядом с Иньяцио и Джулией идет донна Чичча. Она заметно взволнована, к тому же беспокоится, чтобы у малышки не помялось платье. И это только гражданская церемония! – думает она. А для венчания в церкви нужно еще пришить две жемчужины на воротник, проверить подъюбник, зашить разорвавшееся на фате кружево… Отчего-то ей тревожно, ей кажется, что она не успеет. Тревожное предчувствие пронизывает все ее тело, до дрожи.
Джованна, опустив глаза, следует за ними под руку с Иньяцидду, который с вызовом смотрит по сторонам. Он отрастил усы и курчавую бородку, пытаясь выглядеть взрослее своих семнадцати лет.
Внезапно Джулия теряет равновесие. Возможно, она поскользнулась на мраморном полу или оступилась. Джованна вздрагивает; донна Чичча спешит поддержать малышку, призывая на помощь Мадонну. Но Джулия крепко держится за руку отца, улыбается.
– Только этого еще не хватало, – шепчет она отцу, который в ответ ободряюще крепко сжимает ее руку. Джулия выпрямляет спину, поднимает подбородок и идет дальше как ни в чем не бывало.
Иньяцио чувствует гордость: то, как Джулия отнеслась к этому маленькому происшествию, говорит о том, что его малышка сможет постоять за себя, она никогда не падает духом. Казалось бы, еще совсем недавно она бежала ему навстречу мимо оливы у дома, но время вспять не воротишь. Иньяцио будет не хватать их разговоров по утрам за завтраком, ее понимающего взгляда, ощущения душевного родства.
Ему будет очень ее не хватать.
Переговоры с княжной Трабиа вела Джованна: две аристократки, они говорят на одном языке, обе владеют тонким искусством подпускать шпильки, не причиняя боли. В этом деле Джованна проявила удивительное мастерство еще и потому, что не обращала ни малейшего внимания на зазнайство и неприятные манеры будущей свекрови. Иньяцио с помощью адвоката Криспи составил брачный договор, дабы защитить права своей дочери, заказал дорогую мебель для интерьеров палаццо и приобрел ценные предметы для семейной коллекции – путти, ангелочков работы Джакомо Серпотта из церкви Сан-Франческо делле Стиммате. Семейству Ланца ди Трабиа пришлось лишь согласиться.
Флорио на подарки не скупились, тем паче что брак открывал Джулии дорогу в высшее общество Италии. И к тому же помогал залечить старую рану: Иньяцио женился на дочери графа д’Ондес Тригоны, принадлежавшего к мелкой знати. Ланца ди Трабиа же были князьями, настоящими героями сицилийской истории, продолжателями одного из древнейших родов Италии. И теперь они связаны с Флорио, чье благородство заключалось в деньгах, заработанных в поте лица.
Иньяцио вспоминает отца, прикасается к его кольцу, словно призывает его в свидетели события. Он представляет, как тот стоит перед ним, ворчливый и хмурый. Ты видишь, папа? Наконец-то на нас больше не будут смотреть как на босяков. Джулия станет княгиней ди Трабиа.
Он поворачивается, ищет глазами жену, потому что они вот-вот войдут в здание, и неожиданно встречается взглядом с донной Софией. Она улыбается, но взгляд у нее жесткий, Иньяцио не может этого не заметить.
Я поступил правильно, говорит он себе, улыбаясь в ответ донне Софии ледяной улыбкой. Нравится вам это или нет, но вы будете оказывать моей дочери уважение, которого она заслуживает.
Потому что в то утро, в карете, он все объяснил Джулии, и она, его звездочка, все прекрасно поняла. Он не сможет подарить ей душевный покой, но поможет защитить себя, ей должны отдавать должное как в общественной, так и в частной жизни. Для этого он снабдил ее нужными инструментами.
* * *
Покидая Оливуццу, Джулия прошла вдоль шеренги почтительно выстроившихся слуг, села в экипаж, за ней последовал отец. В карете она сидела как каменная, казалось, все ее внимание сосредоточено на букете, она не замечала за окном ни новых домов, выросших вдоль дороги, ведущей к центру Палермо, ничего.
Когда карета проехала мимо строящегося Театра Массимо и свернула на виа
