здесь в замке. И этот запах по ночам… Хочется застонать в голос: как можно было не сложить два и два? Не сопоставить? Но в те дни моя голова была занята совсем другим.

— Всё? — перед глазами появляется вдумчивое лицо той, кому я доверяла детей. — Сейчас я уберу руку, и ты будешь молчать.

Она осторожно, будто нехотя, отпускает меня. Я снова могу вдохнуть полной грудью, но дыхание будто заторможенное. Язык намертво приклеился к нижнему нёбу, он неповоротлив и ленив.

Перевожу на Суару медленный взгляд. Колени подгибаются, но она тут же хватает меня за плечи, помогая удержать равновесие.

Только сейчас замечаю, что цвет её волос изменился, стал похож на мой, и на губах нет привычной ярко-красной помады. В свете выглянувшей из-за туч луны тёмное пятно её платья отливает синим. Так странно: она сейчас будто вся похожа на меня.

Кажется, гувернантка замечает мой взгляд. Касается кончиками пальцев волос, игриво поддевает локон:

— То был парик, это мой натуральный оттенок. Тоже неплохо. Кажется. Вы не находите, Эйвилин?

Что за? Какое мне дело до её цвета волос?

Сейчас это вообще не важно! Невероятным усилием воли пытаюсь пошевелить языком.

Сэймур на крыше! Нужно его спасти! Пытаюсь прокричать всё это, но изо рта вырывается лишь сиплый вздох:

— Сэ… Сэ…

— Идёмте, Эйвилин! — Суара подхватывает меня под руку. — Нам пора! Я всё вам объясню по дороге.

С трудом переставляю ноги, не в силах сопротивляться. Странные ощущения. Я будто огромная неповоротливая марионетка. Суара удерживает меня под руки. Вокруг по-прежнему ни души, только со стороны леса мне пару раз мерещатся загадочные огоньки. А может, это просто игра воображения.

Мелкие камешки под ногами сменяются мягким газоном и шуршащей листвой: мы сворачиваем с дорожки в сторону кустов и тонущей в темноте беседки. Прохладный ветерок разгоняет тошнотворную сладость цветов, обдувает щёки. Веки становятся подвижнее. Неужели, я прихожу в себя?

Набираю в лёгкие воздуха, чтобы закричать о помощи, оглядываюсь назад, но в следующий миг рот и нос снова накрывает влажная ткань:

— Не хватило? Ну, что же вы, Эйвилин, сразу не попросили добавки? Должна отметить, вы поразительно устойчивы к воздействию. Так долго вдыхаете дурман, и всё равно сопротивляетесь. Похвально! Хотя и бесполезно. Потому что я хорошо подготовилась!

От приторной сладости сознание снова размягчается и плывёт, к горлу подкатывает, но Суара вовремя убирает платок. Я глотаю прохладный свежий воздух, и тошнота отступает.

— Сядьте-ка сюда, вот так! — она пристраивает меня на скамейку перед деревянной беседкой, скрывается за углом, но вскоре появляется снова.

Слышу лошадиное ржание. Суара ведёт под уздцы чёрную лошадь. Животное нетерпеливо бьёт копытами. Беспокоится. Суара деловито суетится рядом с ним, проверяя седло и подпругу:

— Я пыталась, Эйвилин. Честно пыталась!

Прислоняюсь виском к резному крашеному дереву. Шея непривычно мягкая, а голова слишком тяжёлая.

Пытаясь удержаться в сознании и не свалиться в небытие, рассеянно наблюдаю за Суарой. Что она делает?

— Вы молодец, правда! Даже дракончика родили! Нашли подход к капризуле Фло, Сэймур и вовсе прелесть, тут я без претензий! — она оборачивается ко мне, поднимает руки ладонями вверх и разводит ими в стороны, затем снова склоняется к лошади. — Не спите, Эйвилин! Пока ещё рано!

Несколько раз моргаю, затем прищуриваюсь. Замечаю в руках у Суары серый продолговатый камень. Она старательно трёт им ремешок подпруги.

В голове лениво всплывает воспоминание.

Упала с лошади. Перелом позвоночника и шеи, мгновенная смерть. Целители не успели.

— Ножом нельзя, — словно в ответ на мои мысли поясняет Суара, — заметят. А если чем-то тупым, монотонно и последовательно несколько дней подряд воздействовать на кожаный ремешок, то всё будет выглядеть так, будто он не выдержал и лопнул. То, что нужно!

В ночной темноте её глаза горят нездоровым блеском. Я не в себе сейчас, но даже я понимаю, что Суара не в порядке. Наконец, она оставляет в покое подпругу и подходит ко мне:

— Идёмте, Эйвилин.

Ненавижу себя на слабость в теле, за то, как оно послушно чужим командам, за то, что не может им противиться.

— Вот так, залезайте на лошадь. Ногу сюда, угу, теперь вверх! — она заботливо подсаживает меня, поправляет ноги в стременах, вкладывает в мои непослушные руки поводья.

— Сэ… — ворочаю непослушным языком.

Сэймур, больная ты дура! Сэймур! Мой мальчик! Он на крыше!

Я будто заперта в стеклянной клетке в собственном разуме. Беспомощно молочу ладонями по стеклу и кричу до хрипоты, а меня не слышат.

— Вы не лучше Кэндис, — вздыхает Суара, глядя на меня снизу вверх и удерживая лошадь. Последнее даётся ей с трудом, потому что лошадка беспокоится, будто что-то чувствует. Перебирает копытами. — Вы хуже! Та курица хотя бы просто жрала ему ложечкой мозг! Не хотела она, видите ли, снова рожать и портить фигуру! Ей только игристое и танцульки подавай на балах! А вы и вовсе ведёте себя как последняя шлюшка! Да, да, я всё видела там в саду с фехтовальщиком! Всё! Не цените, не любите, не служите как подобает покорной жене!

Она приподнимается на цыпочки. Луна выглядывает из-за туч и освещает на миг её бледное лицо со змеиными глазами-щёлочками.

— Так отойдите в сторону, Эйвилин! Не занимайте место! Я о них позабочусь! О господине и его детках!

— Сэ… Сэ… — хриплю в ответ, с трудом удерживаясь в седле.

— Что вы там бормочите?

— Сэйм… — выдавливаю из себя невероятным усилием воли.

Лицо Суары искажает злость:

— Сэймур давно спит в своей кроватке! — выплёвывает она снисходительно. — Я обниму и поцелую его от вас, успокою, найду нужные слова, а теперь…

Она снова достаёт из кармана злополучный платок, пропитанный дурманом. У меня же в голове ворочается мысль: она нагло врёт мне, что Сэймур спит! Вот же лгунья!

В ответ на опасность для сына внутри всё закипает, несмотря на дурман.

— А вы знаете, Эйвилин, — Суара деловито расправляет платок, — что на животных датура действует совсем не так, как на людей? А с точностью до наоборот?

Её глаза сверкают такой кипучей ненавистью, что я бессознательно подаюсь назад и с трудом удерживаю равновесие в седле.

— Покойтесь с миром, Эйвилин! — цедит Суара, и в следующий миг зажимает проклятым платком ноздри лошади.

Лошадка едва не взвивается на дыбы, и тут же срывается с места в галоп.

Ветер шумит в ушах. Бешеный стук копыт эхом отдаётся внутри. Отчаянно пытаюсь шевелить непослушными кончиками пальцев. Стараюсь сжимать ватные бёдра, но всё это бесполезно.

Бешеная скачка уносит нас всё дальше и дальше от замка. Отрава взяла своё, и я чувствую,