Второй рукой ведёт по обнажённому плечу, оглаживает осторожно и нежно, наклоняется к моему лицу и будто мысли мои читает:

— Только ты, — смещает взгляд на мои губы, тяжело сглатывает и снова смотрит в глаза, — носила это кольцо. И никто кроме тебя, слышишь?

Гипнотизирует меня вертикальными зрачками, пульсирующими в ледяной синеве. Скользит горячей ладонью вниз по плечу, сплетает свои пальцы с моими, подносит мою руку к своим губам.

Целует костяшки пальцев. С опозданием понимаю, что я не дышу. Потерялась в пространстве и времени и завороженно смотрю в синие глаза напротив, на хмурую складку между бровей дракона, на гладко выбритые скулы.

— Пожалуйста, Эйви, — звучит в голове бархатный низкий голос из прошлого, которому так сложно противостоять, — не спорь.

Резко хватаю ртом воздух, когда холодный металл легко проскальзывает от ногтя к основанию безымянного пальца. Моргаю и смотрю на тёмно-синий камень ценою в целое состояние, насмешливо подмигивающий мне бликами факелов, отражающихся в десятках граней.

— Умница, — раздаётся одобрительно над головой, и в его голосе мне слышится облегчение. — А теперь идём, Эйви, нам пора.

Где-то вдали коридора, со стороны прихожей раздаётся шум, начинают прибывать первые гости — догадываюсь я.

Кладу руку поверх согнутой в локте руки Тиррэна. Идём по освещённому факелами коридору. Наши шаги гулким эхом отлетают к стенам и потолку. Думаю о своём.

Есть кое-что, что меня тревожит. Я до последнего откладывала, и так и не сказала Сэймуру всей правды. Жалела его, берегла детскую хрупкую психику.

Так радостно было видеть его беззаботное веселье с Фло, так не хотелось его разрушать. Оправдывала своё молчание тем, что занята подготовкой к приёму, а на самом деле просто тянула, тянула с неприятным разговором, и вот — дотянула. Сейчас уже, понятно, не до того.

Однако, дольше уже скрывать нельзя. Вот закончится этот нервный приём с разными важными шишками, и я обязательно поговорю с сыном, открою ему горькую правду о том, кого он привык считать отцом, сделаю это завтра утром, первым же делом, да.

Хочешь рассмешить Драконьего Бога — расскажи ему о собственных планах.

Я шла по коридору, переживала за предстоящий вечер, прокручивала в голове разговор с сыном. Списывала на них растущее в груди тревожное предчувствие. Думала, это самые большие мои проблемы. Ошибалась.

В прихожей раздаются голоса гостей. Остаётся всего шаг до поворота, и мы выйдем к ним навстречу. Замедляюсь, поворачиваюсь к Тиррэну всем телом, заглядываю снизу вверх в его невозмутимое лицо:

— А как же Сэймур? — спрашиваю тихо.

— Ты так ему и не сказала, — не спрашивает, а утверждает.

Опускаю глаза, рассматриваю чёрную блестящую пуговицу на камзоле дракона, отрицательно мотаю головой. Чувствую, как мой подбородок приподнимают вверх, снова смотрю в ярко-синие глаза с вертикальным зрачком.

— Пора это сделать, Эйви, дольше тянуть нельзя.

— Но не прямо сейчас ведь? — нервно улыбаюсь и развожу свободной рукой.

— Нет. Этот приём — мероприятие для взрослых. Я не планировал, чтобы дети долго на нём находились. Суара приведёт их на несколько минут, чтобы представить наследнику. Арран в курсе всей нашей, — он делает паузу, подбирая слово, — ситуации, он поймёт. Беспокоиться не о чем. Но завтра, Эйви, мы всё расскажем. Все эти тайны меня утомили. Я хочу нормальную семью, наконец!

Смотрю на Тиррэна во все глаза, чувствуя, как мои непроизвольно расширяются, а его, наоборот опасно сужаются до узких щёлочек. Что именно он подразумевает под «нормальной семьёй»? Открыто общаться с Сэймуром? Или не только… с ним?

Спросить не успеваю.

— Идём, — Тиррэн больше не смотрит на меня, тянет вперёд. — Не будем заставлять гостей ждать.

Я больше волновалась. На деле всё оказалось совсем не так сложно и страшно.

Опасалась косых взглядов, двусмысленных намёков, насмешек. Но ничего этого нет. Все эти женщины в струящемся шёлке и в дорогой парче, принимают меня за свою. Это так естественно и просто, что даже не верится.

Зал освещён светом сотен канделябров и магических светильников, в углу негромко играет приглашённый оркестр. Столики у стены ломятся от закусок: здесь и разноцветные башенки канапе, и крохотные пирожки с картофелем и северным лососем, и тарталетки с хрустящим салатом, и вазочки с фруктами и взбитыми сливками.

Несколько пар кружатся в центре зала под мелодичную музыку.

Лакеи в парадных чёрных ливреях разносят напитки. Беру бокал, чтобы занять руки. Ни есть, ни пить не хочется. Тревожно сосёт под ложечкой, хотя никаких видимых причин нервничать нет.

Хрустальный высокий бокал на тонкой ножке с игристым холодит кончики пальцев. Пить не рискую, потому что последние дни снова мучаюсь приступами головной боли, которые настигают внезапно и потом долго не стихают.

Весёлые пузырьки стремятся со дна наверх. Вежливо улыбаюсь и киваю, делая вид, что внимательно слушаю сплетни, которыми щедро делятся леди в своём узком женском кругу, сама при этом смотрю по сторонам.

— И что говорят? — спрашивает красивая леди с бронзовыми локонами, отправляя в рот шпажку с ветчиной и оливкой. — Её нашли?

— Нет, — качает головой блондинка с большими висящими бриллиантовыми серьгами в ушах. — Как сквозь землю провалилась. Была, и нет её. Прямо в день свадьбы, представляете? Жуть.

— Кто знает, может, оно и к лучшему? — пожимает плечами брюнетка, обводя краешек бокала острым красным ноготочком. — Он заслужил нечто большее, чем… «это»!

— Большее, чем истинная? — усмехается блондинка и насмешливо приподнимает бровь. — Мы знаем, что ты к нему неровно дышишь, дорогая, но забудь, правда! Ни один дракон не откажется от своей истинной. Он будет искать её, и найдёт, вот увидишь.

— Он бы уже нашёл, — брюнетка поднимает глаза и с вызовом смотрит на подругу, — если б она была жива!

— А если нет, парирует блондинка, — он бы понял и страдал от тоски! Дракон чувствует смерть истинной, иначе никак. Нет, девочки, здесь что-то другое, знать бы, что.

— Ненавижу, — тихо шепчет брюнетка, пряча глаза в бокал, — этих дворняжек без имени, которым всё падает на голову с неба! Вечно она всё портит, эта проклятая истинность, да, Эйвилин? Уж вы-то меня понимаете…

Бросаю быстрый взгляд на запястья девушек. Ни на одной нет метки истинной. Как и у меня.

Несколько секунд мы с брюнеткой смотрим друг на друга, и я вдруг понимаю, чем заслужила столь тёплый приём: эти светские снобки заранее приняли меня за свою, за ту, что рядом с драконом по праву, а не оттого, что «на голову с неба упало».

Скольким из них и их подруг истинные перешли дорожки? Не удивительно теперь, почему у них вызвала сочувствие моя история. В их