— Способы мы и сами знаем. Макаки нас туда не пустят. Нечего и соваться.

Ренгер ошалело мигнул, и за ним невольно мигнул Гедимин — кажется, до сих пор он мало знал об отношениях «макак» с электрофагами…

— Что, эти твари тоже… особо охраняемые?

— Гора, — резко качнул головой Марцелл. — Там какие-то развалины тех времён, когда нас в проекте не было. Всё под охраной, ничего нельзя тронуть. Нас на подходах едва не пристрелили. Вот же идиотизм…

Гедимин молча кивнул. В голове роились вопросы, но он не знал, с какого начать, чтобы найти хоть какую-то логику. «Развалины. Держать под боком колонию электрофагов из-за старых развалин, которые никому не нужны… Tzaat hasulesh!»

— А стрелять по взлетевшей стае, хотя бы ультразвуком, эти охранники не пробовали? — вкрадчиво спросил Ренгер. Марцелл слабо усмехнулся — видимо, представил эффект ультразвуковой пушки на открытой местности.

— Не по их части, теск. Фауной они не занимаются. Колония… Она там, похоже, просидит, пока в округе будет пища. Скорей бы протянули сюда «прямой луч» — одной проблемой стало бы меньше!

Молчание затянулось. Гедимин тихо перебрался к стапелю и продолжил работу. В голове крутилось неясное воспоминание — что-то из давних, ещё довоенных времён. «Вспомнил. АЭС на священном озере. Были такие задачки на понимание традиций. Я их так и не решил.»

13 июня 17 года. Земля, Северный Атлантис, купол Альбукерке, Санта-Фе, гетто «Кенки»

Когда Гедимин проснулся, Ренгера уже не было. Наскоро умывшись и посмотрев в окно на раскалённое небо и пассажирский глайдер у сувенирной лавки, он спустился в комнату дежурных — и сразу же наткнулся на биолога. Точнее, даже на двух, — с Ренгером на лестницу вышел сармат в лёгком скафандре. Увидев Гедимина, он смущённо улыбнулся и провёл ладонью по лбу. Вид у него был усталый и сонный.

— А, ты проснулся, — довольно хмыкнул Ренгер, взглянув на ремонтника. — Вовремя. Надо взять несколько кернов костного материала. Поможешь?

Гедимин кивнул, про себя порадовавшись, что занятие нашлось сразу же, и не придётся мучительно думать, как развеять скуку. Пока Ренгер говорил, второй сармат успел ещё раз потереть лоб, ненадолго зажмуриться и разок зевнуть в респиратор. «Правда, что ли, двое суток просидел над инкубатором? Биолог, мать моя пробирка…» — Гедимин недовольно сощурился.

— Спать иди, — буркнул он, тронув сармата за плечо. — Наверху матрас свободен.

Сармат растерянно мигнул, и взгляд его даже прояснился — на пару секунд, не больше.

— Идём-идём, — поторопил Гедимина Ренгер. — Мы говорили о крысах. Что у вас с образцами?

— Крысиные черепа, да-да, — отозвался сонный биолог. — Популярный товар… Мелкие расходятся влёт — мы сразу сдаём их в лавку. Зайдите туда, если интересуетесь. Крупные берут реже, мы держим их у себя, пока не придёт заказ. Черепа крыс, крупных рапторид, экзотов…

Он прикрыл ладонью респиратор и щёлкнул дверным замком. За дверью был широкий коридор, упирающийся в пустые стапеля, но сармат сразу же свернул направо, в отнорок, наполовину занятый закрытым стеллажом под самый потолок. Направляющие стеллажа были обклеены цветными стикерами с надписями от руки — название трофея, размеры и вес, дата добычи. Где-то стикеров не было, но виднелось белесое пятно — накопившиеся остатки клея, — бумажки переклеивали так часто, что счищать грязь было некогда.

— Крысы, — вслух прочитал местный биолог. — Вот, пожалуйста. Здесь чёрный гигант, добыт седьмого февраля. Дорогие образцы лежат, бывает, по году… Доставайте, смотрите, — они все совершенно чистые.

Череп, вынутый Ренгером из ящика, был сорока сантимеров в длину; на верхней крышке Гедимин заметил следы склейки, широкий ветвящийся шов — похоже, голову крысе раскололи пополам и потом долго маскировали отсутствие костного вещества. Ренгер повертел лакированную кость в руках, задумчиво похмыкал, перевернул заклеенной крышкой вниз.

— Никто не будет против, если мы возьмём керн? Вот тут, у отверстия, где не так заметно.

Биолог пожал плечами — его снова клонило в сон.

— Сколько угодно. На нижнюю часть редко смотрят. Ну, я вам ещё нужен?

— Иди спать, — буркнул Гедимин. — Дальше разберёмся.

…Работа шла быстро — кость поддавалась легко, хотя черепа у крыс были толстые, но без неожиданных вкраплений вроде металлизированного или кремнезёмного слоя. Ренгер раскладывал керны по ячейкам контейнера. Когда мест не осталось, он жестом велел Гедимину остановиться и продолжил подписывать этикетки. Ремонтник, уже потянувшийся к стеллажу за новым образцом, осмотрел буровую коронку («пока можно не менять…»), убрал инструменты в перчатку и встал рядом, пересчитывая образцы, неотличимые друг от друга, и думая, чем Ренгера так зацепили эти крысы. «Фауна как фауна. Ладно бы электрофаги. Там, и правда, непонятно — как они растягиваются, и как можно строить клетки из электричества…»

— С этим всё, — Ренгер двинулся к выходу, по пути выключив свет. — За мелкими черепами придётся идти в лавку. Подожди, сейчас поговорю с Марцеллом — пусть предупредит макак. Пойдём вместе.

…В сувенирной лавке было пусто — лишь трое служащих выглядывали из углов, да за остеклённым прилавком рядом с настороженным продавцом возвышался ярко-красный «Маршалл». Гедимин, сходу определив шестнадцать серьёзных повреждений в потрёпанном экзоскелете, сердито сощурился и отвёл взгляд — сломанный, чудом шевелящийся механизм раздражал до боли в сведённых пальцах. Ренгер молча хлопнул сармата по плечу и двинулся вдоль стеллажей, разглядывая товар.

Тут было много всякого, преимущественно яркого, покрытого орнаментами, причудливого и бесполезного, — какие-то тканые полотнища, разнообразные сосуды из фрилокерамики (и из настоящей керамики, но уже поодаль от прохода, под защитным стеклом), связки искусственных овощей и фруктов, фигурки из обломков и мелких деталей, притворяющиеся сарматскими цацками, другие фигурки — штамповка из фрила, местами крашенная под металл, статуэтки животных, миниатюрные экзоскелеты, машины и корабли… Выставленные на продажу кости Гедимин заметил далеко не сразу — только после того, как рядом с ними остановился Ренгер.

— Крысы? — спросил он, разглядывая ряды лакированных черепов. Здесь не было принято украшать трофеи резьбой или инкрустацией — их выставляли, как есть,