Я пихнула его в бок и чуть не упала с бревна. Хорошо, что подхватил.

То есть, ты хочешь сказать, для тебя все серьезно? Правда?

— Ладно. Часов в десять пойдем. Ненадолго. И недалеко. Он же устанет и ныть будет.

— Тем более. Вместе быстрее наберем и вернемся.

— А маме что скажешь? — поинтересовалась вредным голосом.

— По-твоему, я еще недостаточно взрослый мальчик, чтобы не докладывать о каждом своем шаге? Скажу… с мужиками на рыбалку поехал.

Я расхохоталась так, что, наверно, было слышно на другом берегу.

— Да-да, а рыбу поймал, поцеловал и выпустил. Пойдем уже. А то завтра не встанем. То есть сегодня.

На этот раз мы долго целовались у нашей калитки. Кто бы знал, как не хотелось, чтобы он уходил!

Когда я потихоньку пробиралась в свою комнату, накрыло острым дежавю. Но если в прошлый раз плескалось очумелое «что это вообще было, твою мать?!», то теперь получился коктейль из эйфории и радужных надежд. Хотя капелька горького биттера в нем все-таки чувствовалась.

Я, конечно, сказала себе, что не хочу думать о будущем, но это все равно сидело на глубинном уровне. Так уж устроены люди, мало кто умеет жить сегодняшним днем. Если тебе хорошо, хочется, чтобы это продолжалось долго. А лучше — вечно.

То, что Витя захотел познакомиться с Бобром, одновременно радовало и пугало. Точно так же радовало и пугало то, что для нас обоих это явно был не просто секс. Мне хотелось, чтобы вышло что-то серьезное, но напрягали три обстоятельства. Во-первых, наши рабочие отношения, точнее, не с ним, а с Еленой, которая, узнав, наверняка будет в бешенстве. Во-вторых, как сложится у него с Бобром. В-третьих…

Я, разумеется, не забыла о том, что Витя потерял жену и ребенка. И то, что он сказал «потом поедем к тебе», было маркером. В таких делах мужчина, если есть выбор, предпочтет свою территорию. Особенно когда из дома женщины еще не выветрился дух предшественника. И я не просто так спросила: «Почему не к тебе?». Он ответил, что можно и к нему, и ничто не дрогнуло, ни в лице, ни в голосе. Однако это могло означать и то, что все давно улеглось, и то, что он хорошо умеет владеть собой.

Нет, я не накручивала себя по принципу «сама придумала, сама обиделась», то есть испугалась. Но закрывать глаза на эти обстоятельства было бы глупо. Просто стоило иметь их в виду.

Глаза я закрыла в самом буквальном смысле, и тут же Наташа постучала в дверь.

— Рита, уже восемь, мне пора на автобус.

Пришлось вставать — Бобер был пташкой ранней, к тому же предстоящий поход в лес взбудоражил его дальше некуда. Корвин проникся настроением и суетился так, словно мы собирались в пеший поход вдоль экватора.

Около десяти я написала Вите, что мы выходим, и он ответил:

«Жду у леса со стороны дороги».

Это было разумно: хотя бы часть пути пройти по ровному, а не по корягам. Тем более Бобер, запакованный в длинные штаны и резиновые сапоги, плелся еле-еле.

Посмотрев на Витьку, я с трудом удержалась от смеха. Дачный бомж-стайл: берцы, драные джинсы, толстовка и бейсболка козырьком назад.

— Здравствуйте, — сказал он с идиотской серьезностью. — Вы тоже за черникой? Давайте вместе пойдем.

В руках у него была какая-то символическая банка. Я несла небольшую корзинку, а Бобер — ведерко из песочницы, хотя я не сомневалась, что он будет лопать ягоды с куста, причем вместе с листьями и жуками.

— А вы кто? — Бобер насупился и тут же пояснил: — Мама говойит, нейзя с чузыми ходить.

— Правильно мама говорит, — кивнул Витька. — Но я не чужой. Я ваш сосед. Рядом живу.

— Тогда йадно, — милостиво разрешил Бобер и тут же доложил, что его зовут Йеонид, что ему «скойо тьи» и что осенью он пойдет в садик.

— Трында тебе, Миронов, — сказала я вполголоса. — Мальчик нашел свежие уши.

— Ничего, как-нибудь, — так же тихо ответил он.

Мы с Витькой собирали чернику, а Бобер трещал, как сорока, и объедал кусты. Корвин вспомнил, что он овчарка, и строго бдил, чтобы овцы не отбились от стада. В общем, идиллия.

— Я устай! — заныла лиловая морда.

— Значит, идем домой.

Корзина наполнилась едва наполовину, и Витька вытряхнул туда свою банку.

— Спасибо, — кивнула я. — Значит, придется угостить тебя варениками.

— Вайеники! — заскакало чудовище, которое минуту назад умирало от усталости.

— Не откажусь, — пользуясь тем, что Бобер отвернулся, кое-кто огладил меня по заднице.

Надо сейчас для смеха напороться на его маму, подумала я, когда мы подходили к дому. На рыбалку с мужиками? Ничего так рыбки в озере водятся.

К счастью, пронесло. Я поставила корзину на кухонный стол, попыталась отмыть Бобра от черники и махнула рукой. Переодела его и приказала обоим:

— Будете помогать. Вить, ягоду в тазик, помыть, и листики выбирайте. Потом надо на бумагу, чтобы подсохла. А я тесто буду делать.

Рецепт мне достался от мамы, а ей — от бабушки. Самое простое тесто, как на лапшу, черника и сахар. А вот дальше — фишечка. Варили мы их на пару, положив на марлю, закрепленную на большой кастрюле с кипящей водой. Так и называли — пареники. Огромные, как ладонь без пальцев. А главное — сухие, весь сок внутри.

Раскатав тесто, я нарезала его чашкой на кружки.

— Витя, клади чернику горкой. Бобер, а ты сверху сахаром посыпай, на каждый чайную ложечку.

Алгоритм был отработан тремя поколениями. Пока готовила тесто, вода закипела. Быстро слепив первую порцию лаптей, я разложила их на марле. Они парились, а я закончила остальные. Потом зарядила вторую партию, а первую поставила остывать. Сняла вторую, уложила третью, выставив первую на стол. Бобра замотала в обрывок старой простыни, Витьке бросила кухонное полотенце, предупредив:

— Осторожно! И руками, не вилкой.

Пожав плечами, он взял вареник, надкусил — горячий сок полился мимо тарелки на клеенку. Бобер вцепился зубами в свой, с тем же успехом.

Есть вареники с черникой и не обляпаться? Нонсенс! Это же половина удовольствия.

— Я понял! Смотри как!

Витька откусил уголок и со свистом высосал сок. Бобер сосредоточенно повторил. Я хохотала так, что поперхнулась слюной и долго не могла прокашляться.

Да Эгерс бы умер, увидев такое. Он эти вареники ел с ножом и вилкой, положив в глубокую тарелку. А потом ложкой собирал сок, как суп.

Когда мы закончили, я шепнула:

— Подожди здесь, я его сейчас уложу и приду.

— Я