– У меня ощущение, что ты не горишь желанием слушать воодушевляющую речь, которую мне хочется произнести сейчас.

– Если это наподобие «Ты можешь достичь всего, к чему стремишься», тогда вы правы.

– Тогда я скажу только одно. – Он шагнул с тротуара и сделал Райли знак следовать за собой, а сам направился обратно в ту сторону, откуда они пришли. – Ребенок не обязательно значит, что твоя жизнь остановилась навсегда. – Она хмыкнула, но он продолжил: – Дослушай меня. Жизнь долгая – если все пойдет хорошо, и рождение ребенка только одна маленькая ее часть. Важная часть, конечно. Одна из важнейших, я бы сказал. Но не вся жизнь.

– Вам легко говорить. Не вам же рожать.

В ее словах не было оптимизма, но лицо чуточку просветлело. Стало не таким осунувшимся.

Через несколько минут они стояли на тротуаре перед домом. Райли расправила плечи, словно пытаясь набраться хоть немного смелости. Маку очень хотелось обнять ее, заключить в кольцо рук и напитать силой для того, что ждет впереди, но для этого еще было рано.

– Ты когда-нибудь каталась на американских горках?

– Вы задаете самые неожиданные вопросы.

– Я узнаю тебя, помнишь? Американские горки – да или нет?

– Всего один раз. Меня вырвало на сидящего впереди.

Мак опустил голову и рассмеялся.

– Со мной произошло то же самое.

– Правда?

– Ага. Мне было девять. С тех пор ни разу не катался.

Вокруг опустились фиолетовые сумерки, и в кустах замигали светлячки.

– Спасибо, что прогулялась со мной.

– Да. Спасибо, что позвали. Мне понравилось.

– Хорошо. Давай завтра повторим.

Она кивнула, и Мак проводил ее по ступенькам к входной двери. Когда он открыл дверь и шагнул внутрь, она лишь на миг заколебалась, прежде чем войти следом.

* * *

Тем вечером Мак пробыл внизу еще долго после того, как все поднялись. Тело не находило покоя, как будто ноги хотели нести его на еще одну прогулку – или еще лучше – пробежку, но мозг устал от умственного перенапряжения в попытках разложить разных людей и эмоции по отдельным полочкам. Наконец он сдался.

Выключив свет, он поднялся наверх, медленно и тихо. У Райли было темно, но в комнатах Томаса и Эйвери горел свет. Сначала он осторожно открыл дверь Эйвери. Она спала, на груди лежал открытый учебник по естествознанию, а очки на лице перекосило. Он на цыпочках зашел в комнату, аккуратно обойдя скрипучую половицу, нежно снял с дочери очки и положил их на прикроватную тумбочку.

Томаса Мак обнаружил раскинувшимся на кровати, покрывала сбились в ногах, темные кудрявые волосы прилипли ко лбу. Мак дернул шнурок, включающий потолочный вентилятор, и вышел.

В их комнате Эди спала на боку, натянув одеяло так, что видно было только изящный изгиб ее шеи. Хорошо, что она вернулась в их спальню, хотя эмоциональная температура между ними все еще была холодной.

Ее темные волосы рассыпались по подушке, ресницы отбрасывали тень на щеки. Продолжая думать о Райли и Кэт, Мак снова поразился тому, насколько они разные. У Эди тонкие темные волосы и оливковая кожа. У Райли волосы густые и светлые, ее бледную кожу усеивают созвездия веснушек. Как у Кэт. Как у него.

Мак сел на пол со своей стороны кровати, где света от лампы Эди как раз хватало, чтобы видеть. Он хранил в ящике прикроватной тумбочки такую кучу квитанций, напоминаний, старых ежедневников, которые не мог выбросить, и прочего бесполезного мусора, что Эди говорила, что это только его вотчина. В результате он знал, что она никогда не найдет конверт, который он спрятал под ежедневником на 2013–2014 год.

Мак достал из тайника письмо и фотографию и сел, прислонившись спиной к кровати и согнув колени перед собой. Убедившись, что Эди спит, он снова перечитал письмо от начала до конца. Рассмотрел крошечное фото. За последние несколько дней он так часто всматривался в него, что ему казалось, он знает все детали детского личика Райли как своего собственного. И лица Кэт… Ну, его не надо было запоминать. Лицо Кэт до сих пор вырезано в его памяти, даже после всех этих лет.

Мак думал, что забыл ее. Думал, что оставил ее позади вместе с разношенными шлепанцами, которые носил большую часть того лета. Но она была упрямо живучей, задерживалась в редких снах, обрывках воспоминаний, запахе лодочного топлива и криках чаек. Он упорно старался забыть, говорил себе, что он с женщиной, предназначенной ему с самого начала. Эди была его невестой, самим источником жизни, и он много раз пожалел, что не может перекроить свой мозг и избавиться от частей, которые тянутся к Кэт, словно она наркотик, которого до сих пор жаждет его тело или разум.

Но что, если эти заблудшие мозговые клетки жаждали вовсе не Кэт? Что, если это было что-то другое? Кто-то другой? Может, все это время за него цеплялись не воспоминания о Кэт, а присутствие Райли. Его ребенка. Несмотря на то, что он не знал о ней.

Глава 19

Мак

Лето 2000 года

Мак отрабатывал вечернюю смену, помогал поднимать лодки с воды и мыл их перед погрузкой на подъемник, чтобы вернуть в сухой док. На самом деле он предпочитал вечерние смены: температура слегка снижалась, плюс всегда было забавно наблюдать за большими лодками, неторопливо заходящими в фарватер с полными трюмами тиляпий, морских окуней и желтохвостов, которых они наловили за день на заливе.

Однако истинной причиной, по которой ему нравилось работать в вечернюю смену, была возможность увидеть Кэт. Он никому не признался бы – он даже себе почти не позволял думать об этом, но когда вскоре после заката лодки возвращались, его взгляд метался по марине в поисках растрепавшейся на ветру копны светлых волос, поднятых на лоб солнечных очков в белой оправе, крепких длинных ног и скульптурных рук.

Однажды вечером, вскоре после Четвертого июля, Мак вел подъемник от марины к лодочному ангару, когда увидел ее. Кэт стояла у секции для чистки рыбы спиной к лодкам в неизменных джинсовых шортах и белой футболке, завязанной узлом на боку. Ее волосы были убраны в хвост, открывая нежную кожу на изгибе шеи. Сердце забилось чаще, Мак припарковал подъемник, бросил ключи Джеффу и спрыгнул на горячий асфальт. Он спешил к ней, судорожно подбирая верные слова – что-то забавное, но не ребяческое, что помогло бы ей расслабиться после скорее всего утомительного дня.

Но только он придумал остроумное замечание, как со стороны парковки к ней