Мяч отскочил от кольца. Фитц поймал его и передал Маку. – Ты сказал, что не знаешь, хочет ли она чего-то от тебя. Я бы сказал, что сам факт того, что она выбрала поехать к тебе, своему отцу, когда ей больше некуда бежать, означает, что она ищет чего-то.

– И чего же? – спросил Мак, одновременно надеясь на мудрость наставника и боясь ее. Он прижал мяч к бедру одной рукой.

– Внимания. Заботы, – пожал плечами Фитц. – Любви. Я мало знаю о женщинах, даже в своем преклонном возрасте, но что-то подсказывает мне, что если восемнадцатилетняя девушка гонится за отцом, а не за каким-то левым чуваком, который не может заботиться о ее интересах, то тут есть что отпраздновать.

Мак сглотнул и позволил мячу упасть на площадку. Он несколько раз ударил по мячу, потом снова поймал его.

– Но что, если я отдаю все, что у меня есть, Эди и детям? Работе, своим пациентам? Что, если для Райли ничего не остается?

– Останется. У тебя трое детей, Мак. Ты мог не знать этого раньше, но теперь знаешь. И мы уже знаем, что ты хороший папа. Я не сомневаюсь, что ты разберешься, как любить и этого ребенка. Это будет не так, как с Эйвери и Томасом, тут я согласен. Но ты все равно ее полюбишь. Может, уже полюбил. – Мак глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух. – Ты хороший человек, Мак.

– Я могу назвать тебе кучу причин, почему это неправда.

– Хороший. Я знаю. И глубоко в душе Эди тоже это знает. Просто, возможно, тебе придется придумать новые способы показать ей.

Мак пару раз стукнул мячом о площадку, согнул колени, послал мяч по дуге в корзину и наконец-то попал.

* * *

На следующий вечер Мак вернулся с работы как раз когда все собрались дома после дополнительной футбольной тренировки, напряженной домашней работы в «Чашке» и случившегося в последнюю минуту похода за продуктами. Эди на кухне пыталась расчистить остров и начать готовить ужин, Эйвери и Томас спорили, чья очередь разгружать посудомоечную машину, а Рамона лениво вошла в открытую заднюю дверь и положила посреди пола дохлого крота, просто чтобы показать, что она может делать что пожелает.

Разобравшись с кротом и выгнав Рамону на улицу, Мак обнаружил Райли, в одиночестве сидящую на задней веранде.

– Как дела? – Он сел напротив нее и помассировал шею сзади.

– Неплохо. – Судя по порозовевшим щекам и влажным волосам вокруг лица, она недавно приняла душ. – Я сказала Эди, что могу помочь с ужином, но она велела мне сидеть и отдыхать. – Райли подняла волосы с шеи и снова отпустила их. – Проблема в том, что я целый день этим занимаюсь. Ничегонеделанием.

Уровень шума в доме повысился, когда Эди крикнула Томасу убрать с кухни его бутсы, а он крикнул в ответ, что идет в душ. Через открытую дверь донесся голос Эйвери:

– Фу, я все еще чувствую запах этого дохлого крота.

Мак мысленно улыбнулся, с облегчением слушая звуки жизни в их доме.

– Думаю, у нас еще есть время до ужина. Не хочешь прогуляться со мной?

– Прогуляться? Типа по улице?

– Конечно. Мы можем выйти, и ты разомнешь ноги.

Ему уже казалось, что она не ответит, но она кивнула.

– Пойду обуюсь.

Через пять минут они стояли на тротуаре перед домом.

– В какую сторону? – поинтересовалась она.

Он глянул направо, потом налево и заметил Томаса, стоявшего у края подъездной дорожки и наблюдавшего за ними. Мак помахал, но как только он это сделал, Томас метнулся прочь. Ни улыбки, ни ответного взмаха рукой.

– В какую сторону пойдем? – повторила Райли.

– Выбирай.

Она показала налево, и, бросив еще один взгляд туда, где стоял Томас, они пошли налево, в сторону входа в их квартал. Почти не отдавая себе отчета, Мак высматривал соседей на каждом дворе и подъездной дорожке и впивался взглядом в водителей каждой проезжающей машины в поисках знакомых лиц.

Они еще никому не рассказывали о присутствии Райли в их жизни, в их доме. Насколько он знал, ее даже никто не видел, так что никто не знал роли юной девушки, что шла рядом с ним. Хотя Мак представлял, что любой, кто увидит их вместе, сразу же поймет что к чему. Он не был готов к объяснениям, хотя рано или поздно их не избежать.

В конце улицы вместо того, чтобы повернуть налево и продолжить обходить квартал, Мак повел их через Азалия-стрит в более новую часть района, где было меньше знакомых. Вместо неухоженных дубов с отпиленными сучьями и домов с историческими дощечками здесь вдоль улиц росли молоденькие лягерстремии, стояли декоративные фонари и дома в стиле крафтсмэн с белым штакетником.

Какое-то время они шли в основном молча, время от времени комментируя какофонию цикад в деревьях и запах скошенной травы, когда проходили мужчину с газонокосилкой. Однако Мак наблюдал за Райли, подмечая как можно больше деталей. Как целеустремленно она идет, широким и бодрым шагом. И как она замедлилась и уставилась на маленькую компанию детишек, играющих с собакой на другой стороне улицы. Одна маленькая девочка отделилась от группы и побежала за мячиком, выкатившимся на подъездную дорожку. Взгляд Райли не отрывался от маленькой девочки, пока она подбирала мяч и бежала обратно к друзьям.

В какой-то момент она остановилась и положила ладонь на живот.

– Ты в порядке?

– Угу, – выдавила она. – Просто надо подождать, пока пройдет.

Во вторник Эди возила Райли к доктору Абрамс. Заключение гласило, что Райли может возобновить обычную активность, если только схватки не станут сильнее или более частыми, как во время потуг и родов, как выразилась врач. На самом деле она сказала, что ребенок выглядит совершенно здоровым и она не ожидает никаких проблем.

– У Эди были такие схватки, – сказал Мак. – Больше с Томасом, но с Эйвери тоже.

Райли пошла дальше.

– Я просто рада, что не возникло осложнений. После решения оставить ребенка я не… ну, я не хочу, чтобы случилось что-то плохое.

Такие обыденные слова – «решение оставить ребенка» – но сколько в них всего. Мак сглотнул.

– Ты обдумывала не оставлять ребенка?

– Я много что обдумывала. – Она показала на живот. – Это не входило в мои планы. Вообще-то никто не планирует такое, если он не сумасшедший.

У него было столько вопросов, что ему казалось, они соревнуются за место внутри его рта, но большинство из них были крайне личные. Кто такой Декс? Почему ты спала с ним? Предохранялись ли вы?

И менее личные, но не менее бесцеремонные: что