– Красивая, – сказал он тихо. – Спасибо ей…

– Сам скажешь, когда вернёмся, – Кат нагнулся за рюкзаком, что стоял у кровати.

Петер поджал губы.

– А… Мне туда что-то положить надо?

– Жратву положишь, – Кат дёрнул завязки рюкзака. Сверху лежали две завёрнутые в бумагу колбасные палки, мешок сухарей, круг сыра и фляга с водой. Всё это перекочевало в новую сумку Петера.

Кат надел на плечи полегчавший рюкзак и достал очки.

– Ну, готов? – спросил он.

Петер зачем-то застегнул пуговицу на горле. Пальцы у него заметно дрожали.

– Готов, – сказал он очень бодрым голосом.

– Хватайся, – велел Кат, надевая очки. – Раз, два, три, четыре…

Он досчитал до ста, а затем солнце ужалило его мириадами лучей. Порыв ветра вбил в глотку дыхание. На зубах хрустнули песчинки.

Кат сплюнул и сощурился, оглядывая уходящие к горизонту дюны. Время Разрыва текло по своим законам: на Китеже только-только начинался вечер, а здесь стоял затяжной, иссушающий полдень. Любой мироходец предпочитает отправляться в путь ночью. При этом больше шансов, что в Разрыве его тоже встретит ночь – пусть холодная и неприветливая, зато не грозящая тепловым ударом. Но наверняка угадать невозможно. Кат предполагал, что схема, нарисованная на обложке атласа, служила как раз для расчёта времени путешествий между мирами. Да только руководства к схеме в книге не осталось: похоже, его вырвали вместе с переведёнными на божественный язык страницами.

«Подождать надо было до полуночи, – подумал Кат машинально, но тут же одёрнул себя: – Да куда ещё ждать-то. И так время потратил».

Он поправил лямки рюкзака и сосредоточился. Пневма в его теле мягко содрогнулась, указывая направление: точно на запад. Как всегда, по закону подлости, на пути торчал куст хищного винограда.

Кат взял в сторону, чтобы обойти опасность, и зашагал туда, куда клонилась его собственная короткая синяя тень.

Петер шёл сзади.

– Демьян, – негромко позвал он, по своему обыкновению, переиначив звучание имени Ката: Демиан.

– М-м?

– Значит, она не может даже выйти из дома? Никогда-никогда?

Кат скрипнул зубами. Он сильно жалел, что разболтал Петеру историю Ады. Это случилось помимо его воли: после возвращения с острова-тюрьмы Кату срочно требовалась пневма, он взял у Петера, сколько было можно, и в пьяном благодушии наговорил лишнего.

– Дом построен над нодом, – сказал Кат. – Так случайно вышло. Я же говорил.

– Говорил, говорил, – торопливо отозвался Петер. – Просто я не понимаю: можно ведь отыскать другую аномалию? Подальше от Разрыва, от всего этого?

– Нод – редкая штуковина, – неохотно объяснил Кат. – Большая удача, что мы такой нашли в городе. Верней, Маркел нашёл, мой учитель. На Китеже есть ещё пара нодов, но они слишком далеко. Не добраться.

– А если взять какой-нибудь быстрый транспорт?

Катом овладело странное чувство. С одной стороны, ему не хотелось попусту трепать языком, тем более о таких вещах. С другой стороны…

С другой – ему хотелось выговориться.

Хоть раз в жизни.

«Может, в последний раз», – невольно подумал он и сказал:

– Ей нельзя покидать дом даже на полчаса. Пневма не держится в организме. Совсем. В этом наше отличие. У меня энергия просто не восполняется, у неё – сама вытекает. Разные стадии заболевания. Поэтому её никуда и не перевезти. Ближайший нод – в Яблоновке, там, где живёт Маркел. Сто с лишним вёрст. Для Ады это верная гибель, никакой транспорт так быстро не ездит.

– А ты можешь стать таким, как она?

Кат скривился:

– Я уже много лет стабилен. Но, если что-то вызовет ухудшение болезни, то – да. Могу. Или если буду много времени проводить в её доме. Тело привыкнет к тепличным условиям и забудет, как удерживать пневму. Поэтому я стараюсь лишний раз там не засиживаться.

Петер покачал головой:

– Выходит, вам даже видеть друг друга нельзя подолгу… И ничего не сделать?

– Мы всякое пробовали, – с трудом сказал Кат. – Я на каждом свете знаю по десятку докторов – специально искал знаменитых, с опытом. Расспрашивал их: вдруг придумали, как это лечить. Но всё без толку. Болезнь наша – редкая, малоизученная. К тому же, врачевать упырей никто не берётся. Одни боятся, другие брезгуют. Единственное, что удалось разыскать полезного – вот эти камушки, которые показывают, сколько в теле осталось энергии.

Он тряхнул запястьем, отчего браслет глухо звякнул.

Петер вздохнул.

– Значит, остаётся только победить Разрыв, – сказал он, – раз победить болезнь не получится.

Кат не ответил. Желание выговориться пропало, сменившись тоскливой усталостью. Пневма настойчиво толкала его вперёд; он шёл, и шёл, и шёл. Шагал, стараясь выкинуть из головы все мысли, по привычке обходя кусты, наступая на голову своей тени. Дюны сменялись дюнами, очередной подъём сменялся очередным спуском, и только солнце было одно и то же – огромное, слепое, убийственно жаркое.

В душе Ката понемногу росло нетерпение, смешанное с тревогой. Он давно так долго не бродил по Разрыву в поисках точки перехода. Время отмеривало минуту за минутой, энергия постепенно