Манкора растерянно посмотрел на Селдона, а тот, видимо, правильно истолковав эмоции Эйлис, наклонился, положил ладонь ей на колено, дружески, участливо, она поняла и не стала сбрасывать руку, хотя прикосновение было ей неприятно.

– Дон не прав, я с вами согласен, – мягко произнес психиатр. – Но, видите ли, миссис Гордон, Сен оказался слабым звеном. В процессе выбора и подготовки это не было выявлено. Я не хочу обвинять коллегу Штрауса и его сотрудников, но…

– Но? – повторила Эйлис, когда Селдон сделал паузу, то ли чтобы перевести дух, то ли чтобы подобрать правильное слово.

– Гордон оказался в ситуации, которая не была и не могла быть предусмотрена. Его… экипаж готовили к иным условиям полета, иным нештатным ситуациям.

– Пожалуйста, профессор, скажите прямо, чего вы от меня хотите, – устало произнесла Эйлис. – Нужно, чтобы я что-то сделала? Попробовала позвать Сена? Поговорить с Чарли? Что?

– Вы умная женщина, – сказал профессор таким тоном, будто ожидал от Эйлис истерики, а на понимание не надеялся вовсе.

Эйлис никогда не говорила себе: «я умная». Она упрекала себя в том, что, как все женщины, думает не головой, а сердцем, но знала и то, что, когда нужно принять решение, все-таки обдумывает последствия, а не поддается эмоциям, для выплеска которых была масса других возможностей.

Манкора сцепил ладони и закинул руки за голову. Он успел узнать Эйлис лучше, чем Селдон. Он объяснил бы лучше, но психиатр сказал: «Доверьте все мне», и Манкора молчал, мысленно готовил собственную речь на случай, если у Селдона ничего не получится. Дон считал, что Эйлис нужно объяснять физику, а не психологию. Физику она примет и будет действовать, зная, что физика – правильна. А психологические экскурсы Селдона поймет, но от действий может отказаться – потому что любит Гордона и не станет делать ничего, что могло бы ему навредить. Даже теоретически. Даже если ему угрожает смерть.

– Ситуация такова, – неожиданно сухим голосом, из которого были выпарены все эмоции и интонации, заговорил Селдон. – Амартия Сен рассогласовал систему жизнеобеспечения. В условиях корабля исправить сделанное невозможно, это просчитано на моделях. Не получается. Результат: если еще несколько часов назад Гордон мог рассчитывать на семь-восемь месяцев жизни, и у физиков, соответственно, было столько же времени для попыток решения задачи, то сейчас такого времени нет.

– Сколько? – спросила Эйлис. Она закрыла глаза, не хотела видеть ни этих двоих, боявшихся сказать самое страшное, не хотела видеть этот кабинет, эти стены, этот мир за стенами. Она должна быть с Чарли. С Алексом. Там. Почему все в мире несправедливо? Почему при всех квантовых зупатанностях и суперпозициях, о которых они столько говорят, Чарли и Алекс могут быть здесь, с ней, а ей не дано быть там, с Чарли, смотреть его глазами, слушать его ушами, думать вместе, быть вместе… Вместе умереть?

– Максимум четверо суток, – сказал Селдон. – Реально – тридцать часов. Потом прекратится подача кислорода. За это время совершенно нереально…

Профессор взглядом попросил помощи у Манкоры.

– Абсолютно нереально, – сказал тот, подражая сухости в голосе психиатра, – придумать какие бы то ни было рекомендации. К тому же, никто не знает, когда Гордон или Панягин… – он смутился и сказал нейтральное: – Неизвестно, когда они выйдут на связь. И выйдут ли.

– И потому, – подхватил Селдон. – Мы должны сами…

Слово показалось ему неудачным. Вся затея с самого начала выглядела неудачной попыткой с негодными средствами. Да, другого варианта не было, пришлось согласиться, но то, что предложили физики, – а он взялся, несмотря на внутреннее сопротивление, убедить миссис Гордон, – было вне его понимания, вне представлений о допустимом в науке вообще и в психиатрии, в частности.

– Что я должна сделать? – перебила Эйлис.

То, что сейчас произойдет, она поняла по взгляду Селдона – он первый заметил изменение то ли в выражении ее лица, то ли по каким-то, для нее самой неуловимым движениям пальцев. И только потом почувствовала ставшую привычной сонливость.

Сейчас?

– С памятью у них обычно все в порядке, – успела она услышать реплику психиатра.

***

– Я ей не позволю, – твердо сказал Чарли и посмотрел на Селдона яростным, как он считал, взглядом.

Психиатр выдержал взгляд. Манкора, сидевший рядом, отвернулся.

– Вы же понимаете, Гордон, что другого варианта не существует, – сказал он, глядя в сторону.

– А решать миссис Гордон будет сама, – добавил Селдон, – и вы не сможете повлиять на ее решение.

– Смогу! – воскликнул Чарли, едва справившись с желанием ударить физика по невозмутимой физиономии. Ему не нравился Манкора. Не нравился – и все. Может, Алекс нашел с ним общий язык – как же, квантовые запутанности, суперпозиции, проблемы декогеренции, нелинейные уравнения… У Гордона Манкора вызывал усиливавшуюся неприязнь.

– Надеюсь, такая возможность вам не представится, – неожиданно мягко сказал физик. Понял, о чем сейчас подумала… подумал Гордон.

Разговор происходил в кабинете Манкоры, куда они втроем переместились, когда Эйлис заснула и Гордон завладел ее сознанием. Здесь они сначала стояли у доски, и физик пытался втолковать Гордону то, что собирался обсудить с Панягиным и надеялся на его появление, но пришел Чарли, и с этим пришлось считаться. Командир имел не только право, но обязан был знать обо всем, хотя решение все-таки на этот раз зависело не от него.

Гордон кивал, привычным жестом поправлял прическу, вставлял, где нужно, необходимое по смыслу слово, но – Манкора видел – слушал невнимательно, мысли его блуждали, и думал он не о квантовых уравнениях, а о том, что еще может натворить Амартия, который не хочет больше жить, или Луи, способный погубить корабль, нарушив, к примеру, герметизацию.

– Давайте, – тихим, но убеждающим голосом сказал Манкора, – я еще раз попробую объяснить. Без уравнений. Так вот, мы проанализировали возможности. У нас сейчас собралась лучшая на планете группа. Дартон из Кембриджа, Стивенсон из Принстона, Гараев из Физтеха… Вряд ли вы их знаете, но для Панягина эти имена много значат. Короче. Мы имеем запутанную квантовую систему, куда на макроуровне входят минимум две вселенные, имеющие общее происхождение. Обе, по всей вероятности, возникли в процессе хаотической инфляции, вопрос